11/22/63

Наиболее невероятным было то, что за двадцать четыре часа с того времени, как я его видел, Эл Темплтон на вид похудел, по крайней мере, на тридцать фунтов. А может, даже на сорок, что представляло где-то четверть веса всего его тела до этого. Никто не теряет тридцать или сорок фунтов на протяжении неполных суток, никто. Вот тогда, я думаю, туман ирреальности и поглотил меня целиком.

Эл улыбнулся, и я увидел, что вместе с весом он потерял и зубы. Десна у него были бледными, нездоровыми.

— Как тебе мой новый вид, Джейк?

Он закашлялся, гнетущие звуки выходили из его тела.

У меня и челюсть отвисла. Из открытого рта не вылетело ни слова. Мысль о бегстве вновь выпорхнула в каком-то боязливом, брезгливом закоулке моего мозга, тем не менее, даже если бы тот закоулок имел надо мной власть, я не мог этого сделать. Меня сковало на месте.

Эл справился с кашлем и вынул из заднего кармана платочек. Сначала вытер себе рот, а потом ладонь. Прежде чем он успел спрятать платочек, я заметил, что он запачкан красным.

— Заходи, — пригласил он. — Есть что рассказать, а ты единственный, я думаю, кто способен выслушать. Будешь слушать?

— Эл, — произнес я. Голос мой прозвучал низко, бессильно, я сам себя едва расслышал. — Что случилось с тобой?

— Ты меня выслушаешь?

— Конечно.

— У тебя возникнут вопросы, и я отвечу на все, что смогу, но старайся свести их до минимума. Голоса у меня почти не осталось. Черт, у меня силы почти не осталось. Давай, заходи вовнутрь.

Я вошел. В харчевне было темно, прохладно и пусто. Барная стойка стояла отполированная, без единой крошки; отблескивали хромом высокие стулья; сиял идеально начищенный кофейный аппарат; лозунг "ЕСЛИ ВАМ НЕ НРАВИТСЯ НАШ ГОРОД, ПОИЩИТЕ СЕБЕ РАСПИСАНИЕ ДВИЖЕНИЯ" висел на обычном месте, возле кассы «Сведа»[20]. Единственное, чего не хватало, это посетителей.

Да, еще и хозяина-повара, конечно. Эла Темплтона заменил пожилой, больной призрак. Когда он повернул ручку дверной задвижки, замыкая нас изнутри, щелкнуло очень громко.

4

— Рак легких, — сказал он, как будто, между прочим, после того, как провел нас к столу в дальнем уголке харчевни. Он похлопал себя по карману рубашки, и я увидел, что там пусто. Вечно присутствующая в том кармане пачка «Кэмэла» без фильтра исчезла. — Не удивительно, я начал, когда мне было одиннадцать, и курил до того самого дня, когда получил этот диагноз. Больше, черт побери, пятидесяти лет. Три пачки в день, пока в семидесятых цены не полезли вверх. Тогда я решился на жертву и попустил до двух пачек в день. — Он хрипло хохотнул.

Я хотел было сказать ему, что его арифметика неправильная, так как я знаю его настоящий возраст. Когда я как-то в конце зимы зашел сюда и спросил, почему он работает возле гриля в детском колпаке с надписью «Счастливых именин», он ответил: «Так как сегодня мне исполнилось пятьдесят семь, друг. И, я теперь полностью легальный Хайнц» [21]. Но он просил меня не задавать вопросов, кроме самых необходимых, и я предположил, что это условие распространяется и на то, чтобы не лезть к нему с уточнениями.

— Если бы я был тобой — а я хотел бы этого, хотя никогда не желал бы, что бы на тебя перешло мое такое состояние, — я бы подумал: «Что-то здесь есть скользкое, никто в течение суток не может вдруг заболеть запущенным раком». Ты же так думаешь, правильно?

Я кивнул. Думал я именно так.

— Ответ достаточно прост. Это случилось не за одну ночь. Я начал выхаркивать себе мозг приблизительно месяцев семь назад, еще в мае.

Это было новостью для меня; если он действительно кашлял, то это случалось тогда, когда меня не было рядом. И больше того, он вновь путается в арифметике.

— Эл, эй? Сейчас июнь. Семь месяцев назад был декабрь.

Он махнул на меня рукой — пальцы усохшие, перстень Корпуса морской пехоты, который раньше плотно сидел на одном из них, теперь болтается — так, словно говорил: «Попусти, не обращай пока что на это внимания».

— Сначала я думал, что это у меня просто тяжелая форма простуды. Но температуры не было и кашель, вместо того чтобы пройти, только усиливался. Потом я начал худеть. Ну, я же не дурак, дружище, я всегда помнил, что карты могут лечь так, что мне выпадет болезнь на букву Р... хотя и мой отец, и мать, конечно, оба, дымили, к черту, словно те паровозы, но пережили за восемьдесят. Думаю, мы всегда найдем оправдание тому, чтобы потакать нашим плохим привычкам, разве нет?

У него вновь начался кашель, и он достал платочек. Когда кашель ослаб, он продолжил:

— Я не должен отвлекаться на побочные темы, хотя делал эту всю свою жизнь, и перестроиться тяжело. Фактически, тяжелее, чем распрощаться с сигаретами. В следующий раз, когда я начну отступать от курса, просто проведи пальцем себе поперек горла, хорошо?

— Хорошо, — ответил я, соглашаясь.