11 сентября

С отъездом Степана - или же просто так совпало - жизнь на острове переменилась. Из-за дождей и холода собирали меньше клюквы и чаще оставались в лагере. Только двое продолжали ходить на болото, остальные сидели у костра и пили самогон. Однажды Тимофей стал вспоминать пустыню Атакаму, по которой шел несколько дней и едва не умер от жажды.

- Днем от ветра и солнца там трескается кожа, глаза воспаляются от пыли и блеска солончаков. А ночью невозможно согреться даже в пуховых спальниках.

На сыром острове рассказ про далекую пустыню прозвучал довольно странно, но заготовители привыкли к мемуарам своего предводителя.

- Ты еще расскажи, Тимоша, как тебя там чуть не подстрелили, захохотал один из них.

- Зубы-то где потерял, Васильич?

Однако Варя Тимофею верила и любила его расспрашивать. Иногда вечерами они выплывали на плотике в озеро и рыбачили.

- А ты где родилась?

- В Калининграде.

- Странно, - произнес Тимофей задумчиво, - у тебя совершенно не калининградский говор. Не могу только понять какой. Есть одна интонация в общем вопросе... Ты, верно, плохо помнишь.

- Это потому что моя мама много ездила.

- Она что же, и за границей бывала? - спросил Тимофей, не сводя глаз с поплавка.

- Нет, нет, - произнесла Варя испуганно. - Она по Прибалтике в основном перемещалась. А Прибалтика - это ведь заграница. Тащите же, дядечка Тимофей.

- А я в Белграде родился. После войны родители вернуться вздумали, границу переехали, и больше я их не увидел.

Варе вдруг стало нехорошо. Сиротливо, как если бы она осталась одна на этом плотике.

- А меня вовсе и не Машей зовут, - сказала она. - Маша - моя сводная сестра. Я, дядя Тимофей, в Сантьяго родилась.

- Где? - воскликнул он, и что-то болезненное почудилось ей в его обыкновенно невозмутимом голосе.

- В Чили. Тогда там президентом был Сальвадор Альенде. Может, помните, его фашисты убили в бою. У нас в газетах писали.

- Не было там никакого боя. И его не убили вовсе, а он сам покончил с собой.

- Вы откуда знаете? - подозрительно спросила Варя, и сердце у нее сжалось, как бывало всегда, когда она слышала о самоубийстве.

- Сам видел. Поплыли к дому, не будет сегодня рыбалки.

Сказал глупость, чушь нелепую, точно отвязаться хотел, и не стал ничего больше ни рассказывать, ни спрашивать. Даже смотреть перестал в ее сторону, будто она чем-то его обидела или напугала и не хотел он ни с какой Варей знаться, а только с Марусей калининградско-рижской. А почему?

На берегу девочка поймала темный взгляд Антонины, а ночью Тимофей ушел в шалаш. Варя сидела до самого утра у огня и едва сдерживала слезы. Что был ей этот непонятный человек с неясным прошлым и еще более туманным будущим, нелепыми историями и байками? Она смотрела на воду, на леса, где смешивалась по берегам желтизна берез и зелень сосен, встало солнце, уже совсем осеннее, не разогревавшее, а только утешавшее землю и ее обитателей. Варя плакала долго и сладко, давая волю слезам, и уже не знала, плачет ли из-за Тимофея, из-за сапожек, из-за мамы, Пети, сестры или непоступления в университет, и не слышала, как маленький человек подкрался и встал у нее за спиной, не видела, что за ним следом шла черноглазая женщина, и не понимала, что их связывает и что может произойти, если вдруг этот человек к ней подойдет. Все это осталось за спиной у Вари, как невидимая тень.

Глава одиннадцатая

Куколка

Варя немного томилась затянувшимся пребыванием на острове и обрадовалась, когда ее послали в город за продуктами. После нескольких недель островной жизни Себеж показался ей огромным, как столица. Девочка вздрагивала от шума машин и толкотни, гудки поездов на железнодорожной станции навевали на нее дорожную тоску, а в магазинах было пусто, продукты продавалось по талонам и спискам, кое-где толпился за свободным товаром народ. Варя тоже отстояла очередь, купила крупы, подсолнечного масла, соли, конфет, печенья и шоколада, зашла в промтоварный, выбрала подарок Тимофею, вспомнила про остальных заготовителей и под скорбными взглядами сумрачных себежских мужиков купила бутылку шотландского виски. Она истратила почти все общественные деньги, добавила свои, оставшиеся от продажи сапог и куртки, и уже собиралась возвращаться в лагерь, как вдруг на улице ее окликнули.

- Девушка, вы не в Москве в библиотеке работаете?

- Вы ошиблись.

- Ну как же! Я вас очень хорошо помню. Я книжки у вас брал.

- Молодой человек, я вас никогда не видела и ни разу не была в Москве, - отрезала Варя.

- "Молодой человек"! Вот видите! - обрадовался он. - Конечно, это вы.

- Не смейте меня преследовать! Я милицию позову.

- Не позовете вы никакую милицию. Она сама вас ищет. Да подождите же! Я все равно за вами не могу угнаться. У меня сердце больное. Я ведь главного не сказал. Вас мама ваша ищет. И бабушка. И сестра.

- Какая еще сестра? - Варя остановилась на безопасном расстоянии от задыхающегося читателя.

- Ваша, ваша сестра! Плотненькая такая, смешная, большеротая. Теперь вспомнили? Они приходили в библиотеку все трое.

- Я им послала открытку, они не должны беспокоиться.