Вместо привычного представления о вражеском завоевании Ясур-Ландау рисует картину межкультурных браков и межкультурных семей, сохранявших равно ханаанские и эгейские обычаи и устои, преимущественно в домашнем быту. По его формулировке, «материальные свидетельства раннего железного века в Филистии указывают на тесные, в основном сугубо мирные взаимодействия между мигрантами и местными жителями… Поэтому я рискну предположить, что отсутствие насилия в глобальных масштабах при основании городов филистимлян… и сосуществование эгейских и местных культурных традиций свидетельствуют о совместных усилиях эгейских мигрантов и коренного населения, а не о колониальном завоевании»[509]
.Другие ученые соглашаются, указывая на то, что филистимляне в крайнем случае разрушали только элитные районы ряда поселений — дворцы и их окрестности, например, — и образцы культуры, ныне отождествляемые с филистимлянами, имеют «смешанное происхождение и содержат следы культур Эгейского бассейна, Кипра, Анатолии, Юго-Восточной Европы и других регионов»[510]
. Вовсе не создается впечатление, что совершенно чуждая культура попросту вытеснила предыдущую ханаанскую материальную культуру раз и навсегда (применительно к керамике, строительной практике и так далее); скорее то, что сегодня принято считать культурой филистимлян, есть результат гибридизации и смешения различных культур и содержит элементы как местной, ханаанской культуры, так и культуры переселенцев[511].Иными словами, не приходится сомневаться в том, что новые народы появились и осели в Ханаане в этот период, однако реконструируемый призрак злодейских «народов моря» (филистимлян) уступил место несколько более мирной картине прибытия смешанной группы мигрантов, искавших лучшей доли на новых землях. Они не были воинственными захватчиками, истреблявшими все и вся на своем пути; нет, они, скорее всего, были беженцами, которые отнюдь не всегда непременно нападали и покоряли местное население, но зачастую просто спокойно селились по соседству. Так или иначе, эти переселенцы вряд ли сами по себе покончили с цивилизацией в Эгейском бассейне и в Восточном Средиземноморье[512]
.В 1985 году, когда Нэнси Сандарс опубликовала переработанное издание своей классической работы о «народах моря», она писала: «В землях, окружающих Средиземное море, всегда происходили землетрясения, всегда случались голод, засухи и наводнения, а темные века неизменно повторялись». Кроме того, прибавила она, «катастрофы нередки в истории человечества, но они, как правило, не вызывали грандиозных потерь и последствий. За этими событиями нередко следовал новый расцвет, приводивший к гораздо большему процветанию»[513]
. Так чем же отличается интересующий нас период, конец позднего бронзового века? Почему его цивилизация не восстановилась и не продолжилась?По мнению Сандарс, «предлагалось множество объяснений, но лишь немногие из них выдержали испытание временем. Беспрецедентная череда землетрясений, охвативших обширные пространства, неурожай сельскохозяйственных культур и голод, обильное вторжение из придунайских степей, наползание пустынь — все, возможно, сыграло определенную роль; но этого было мало»[514]
. Она права. Теперь мы должны обратиться к идее системного коллапса, или системного сбоя, вызвавшего одновременно эффект домино и эффект умноженного воздействия; от него не смогла оправиться даже такая глобализированная интернациональная и процветающая цивилизация, какая существовала на Ближнем Востоке в позднем бронзовом веке.Колин Ренфрю из Кембриджского университета, один из наиболее уважаемых ученых, когда-либо изучавших Эгейский бассейн доисторического периода, выдвинул гипотезу системного коллапса еще в 1979 году. Тогда он сформулировал свою гипотезу в терминах теории катастроф, согласно которой «отказ незначительного элемента вызывает цепную реакцию, которая приобретает все больший размах и наконец вынуждает обрушиться структуру в целом»[515]
. Потенциально полезная метафора, сразу приходящая на ум, — так называемый эффект бабочки, когда единичный взмах крыльев насекомого может в конечном счете привести к торнадо или урагану несколько недель спустя на другой стороне мира[516]. Мы могли бы, например, вспомнить о нападении ассирийского царя Тукульти-Нинурты I на прежде грозное войско хеттов. Поражение, нанесенное хеттам ассирийцами в конце тринадцатого столетия до нашей эры, в правление Тудхалияса IV, могло позднее подтолкнуть каскейцев к осаде и уничтожению столицы Хеттского царства Хаттусы.