1177 год до н. э. Год, когда пала цивилизация

Ренфрю выделил общие признаки системного коллапса и перечислил их в следующем порядке: (1) коллапс централизованного управления; (2) исчезновение традиционного элитного класса; (3) коллапс централизованной экономики; (4) смена места жительства и сокращение численности населения. В целом системный коллапс во всех своих аспектах может длиться век, писал он и отмечал, что невозможно определить единственную очевидную причину такого коллапса. Кроме того, последствием подобной катастрофы является переход на более низкий уровень социально-политической интеграции и возникновение «романтических» представлений о темных веках применительно к предыдущему периоду. Это не просто соответствует ситуации в Эгейском бассейне и Восточном Средиземноморье около 1200 года до нашей эры, но, как отмечал Ренфрю, вполне соотносится с коллапсом цивилизации майя, Древнего царства в Египте и цивилизации долины Инда в различные периоды времени[517]. Как уже упоминалось, тема «обвалов» на протяжении человеческой истории и возможных циклов расцвета и падения империй была впоследствии подхвачена другими учеными, наиболее известным из которых сегодня является Джаред Даймонд[518].

Неудивительно, что далеко не все исследователи принимают гипотезу системного коллапса в конце позднего бронзового века. Роберт Дрюс из университета Вандербильта, например, отвергает ее на том основании, что, с его точки зрения, данная гипотеза не объясняет, почему дворцы и города были разрушены и сожжены[519].

Однако, как мы уже видели, вскоре после 1200 года до нашей эры цивилизации бронзового века погибли — в Эгейском бассейне, Восточном Средиземноморье и на Ближнем Востоке, — продемонстрировав все классические признаки системного коллапса, перечисленные Ренфрю, от исчезновения традиционных элит и коллапса управления до краха централизованной экономики, массовой смены местожительства, сокращения численности населения и перехода на более низкий уровень социально-политической интеграции, не говоря уже о таких событиях, как Троянская война, эпическую поэму о которой Гомер сложил в восьмом столетии до нашей эры[520]. Вторжение «народов моря» в 1207 и 1177 годах до нашей эры; череда землетрясений, которые потрясли Грецию и Восточное Средиземноморье в пятидесятилетием промежутке с 1225 по 1175 год до нашей эры; засухи и изменения климата, которые опустошали эти области в интересующий нас период, — все это было следствием и результатом «идеального шторма», который погубил великие культуры и народы бронзового века, от микенцев, минойцев и хеттов до ассирийцев, касситов, киприотов, митаннийцев, хананеев и даже египтян[521].

На мой взгляд (и на взгляд Сандарс), ни один из указанных факторов по отдельности не являлся достаточно «катастрофическим» сам по себе, чтобы обречь на смерть хотя бы одну из этих культур, не говоря уже об их совокупности. Зато комбинация данных факторов вполне способна была породить сценарий, в котором последствия каждого фактора усиливаются благодаря явлению, известному как эффект умноженного воздействия[522]. Отказ какой-либо части системы мог также привести к эффекту домино, который спровоцировал повсеместные катаклизмы. Результирующий системный коллапс легко мог обернуться «цепным распадом» древних обществ отчасти из-за фрагментированности мировой экономики и уничтожения взаимных связей, от которых зависели все цивилизации.

В 1987 году Марио Ливерани из Римского университета назвал вероятной причиной катастрофы чрезмерную концентрацию власти и полномочий во дворцах: когда эти дворцы пали, случившееся приобрело масштабы стихийного бедствия. По мнению Ливерани, «сосредоточение во дворце всех функций организации, трансформации, обмена и т. д. — концентрация, которая, как кажется, достигла своего максимума в позднем бронзовом веке, — оказало в итоге глобальное влияние, превратив физическую гибель дворца в катастрофу для всего царства»[523]. Иными словами, если прибегнуть к современной терминологии, правителям бронзового века в Эгейском бассейне и на Ближнем Востоке следовало диверсифицировать свои «пакеты акций», но они этого не сделали.

Два десятилетия спустя Кристофер Монро процитировал выводы Ливерани и предположил, что экономика позднего бронзового века утратила стабильность вследствие возрастающей зависимости от бронзы и других «престижных» товаров.

В частности, «капиталистическое предпринимательство» (к которому Монро относил торговлю на дальних расстояниях и которое доминировало в дворцовой системе позднего бронзового века) преобразовало традиционные для бронзового века формы обмена, производства и потребления до такой степени, что, когда внешние вторжения и природные катастрофы объединились в эффекте умноженного воздействия, система не смогла с ними справиться[524].