— Мама болела, деду с отцом было не до меня. Учёба давалась легко, так что с этим проблем никогда не было. Частная школа, герб на груди — это всё, что им было от меня нужно. Гордое звание Лиги плюща[5] — поверхностное убеждение состоятельности, лживая стабильность. На самом деле я делал, что хотел… был, где хотел. Бедная Мамми, она, правда, очень старалась, а я вёл себя, как засранец. Друзей много, деньги водились. Хитрил, крутился, развлекался. А когда возвращался сюда, всё время проводил с матерью. Мои интересы оставались далеко за пределами этих стен. Так было до её смерти. Она умерла и всё сразу пошло наперекосяк. Дом перестал быть «домом». Был даже период, когда меня держали здесь насильно, не хочу это вспоминать.
— Не нужно. — просит девушка тихо.
— Не буду. — отвечает он тут же.
— В том, что было, была и моя вина. Точнее, почти только лишь моя. Я знал, я всё понимал, хотел этого… Я сходил с ума, но мне нравилось. И сейчас мне безумно стыдно за это. А потом родилась Люси. И это событие, оно меня словно успокоило. Оно встряхнуло меня, привело в чувства. Внезапно я остался один, и вдруг понял, что теперь это не так. Почувствовал ответственность, захотел быть «в себе». Мне нужно было быть с ней, стать примером. Она моя сестра, но я проникся ею не поэтому. Этот ребёнок разбудил во мне улыбающееся щекочущее чувство. Оно меня вылечило, но на это понадобилось время, так что я ещё успел наворотить кучу дел, прежде чем всё более ли менее уладилось.
Стол накрыт и все вместе, и даже Грета, садятся ужинать. Они едят, разговаривают, смеются, вспоминая что-то и каждый, думая о чём-то своём, сводит все мысли к одному — какой же выдался хороший, настоящий, уютный праздничный вечер.
Позже, заботливая Грета уводит девочку в кровать. Оливия с девушкой пьют шампанское, а мужчины скотч. Итан не хочет больше, но отец настаивает и предлагает им с Нурой остаться на ночь. Тот переглядывается с любимой и обещает подумать.
— Врач — благородное дело. — одобряет выбор профессии Нуры Ричард. — Останешься в Чикаго, когда отучишься?
— Теперь даже и не знаю. — смущена девушка. — Конечно, хотела вернуться в Техас, но сейчас…
Она смотрит на Итана и улыбается, а он возражает уверенно:
— Конечно, она останется. Даже и думать не о чем. Здесь больше возможностей, откроем клинику, заберём сюда родителей.
— О нет, последнее будет трудновато сделать. — смеётся Нура. — Да и какая ещё клиника? Перестань, пожалуйста.
— Ну почему же, ты смышлёная.
— Да, знаю — «зубрила». - напоминает она и они хихикают над тем, что известно только им двоим.
— Университет тебе родители посоветовали? — продолжает интересоваться Ричард.
— Нет, я сама решила.
— Правда? Как интересно.
— Почему?
— Просто. — пожимает он плечами. — Столько мест есть ближе к дому, а ты выбираешь именно Чикаго. С чего бы?
Это звучит как-то не очень дружелюбно и Нура молчит. А Ричард, вдруг, спрашивает:
— Они хорошо с тобой обращаются?
Он смотрит на неё пристально, чуть с прищуром… не враждебно. Сейчас он очень похож на сына, тот же взгляд — ожидающий, нетерпеливый, настойчивый. И все затихают за столом, а Итан чересчур громко кладёт на свою тарелку вилку.
— Я, — немного теряется девушка. — Вы о моих родителях?
— Да. — кивает мужчина. — Наверное, трудно жить в приёмной семье?
— Папа, — усмехается Итан. — Что за вопрос? Конечно же, всё хорошо. Откуда ты вообще об этом знаешь?
— Что? О чём?
— О том, что её удочерили.
Ричард переводит взгляд на жену, которая торопливо разводит руками:
— Нура, милая, ты мне сама рассказывала, помнишь? Прости, я поделилась с мужем.
— Нет-нет, всё нормально. — качает головой та. — Да, они мне не кровные, но любят, как родную. Мне повезло. Мне дали всё, что нужно, даже больше: дом, образование, родительскую заботу. Мы самая обычная семья. Всё бывало, конечно, но ничего криминального не произошло.
Она рассказывает всё это Ричарду, а Итана не оставляет ощущение подозрительности. «Неужели Он дошёл до того, чтобы наводить о ней справки?»
— И давно ты знаешь? — продолжает свой расспрос мужчина.
— Что знаю?
— То, что ты приёмная.
Он так серьёзен, а девушка вновь теряется:
— С самого начала. Тётя Энни и Ник, они никогда не скрывали этого. Я просто… Я…
— Что? Помнишь Её?
Они смотрят друг другу в глаза и молчат некоторое время. Ричард первым улыбается и поясняет свой странный вопрос:
— Я о твоей матери, конечно же. Подумалось, что, наверное, ты помнишь её, ведь все дети помнят своих матерей. Поэтому так и не смогла назвать «мамой» другую…
— Не помню. — неожиданно, перебив его, отвечает она. — Я не помню её.
— Нет? — щурится мужчина.
— Нет.
— Но, как же так? У тебя же…
Он замолкает, в глазах растерянное неверие.
— Что? — спрашивает у него за Нуру Итан. — Что у неё?
Отец поворачивается к нему, но, так и не ответив, берёт со стола бутылку, наливает и залпом выпивает почти полный стакан скотча.
— Ох, это так грустно. — кладёт Оливия свою руку поверх руки сына. — Тяжело терять близких. Я говорила тебе, дорогая, как я тебе сопереживаю.
— Всё хорошо. — обретает голос вновь смущённая девушка.