Попал в лоб, но хватило и этого: Тёма поплыл, и я толкнул его под ноги ринувшегося ко мне Панкрата, а сам заскочил в подъезд. Дальше не побежал, выждал миг, а потом со всего маху пнул дверь. Та резко распахнулась, и с разбега наскочивший на неё Миша отлетел назад, с матом зажал ладонями разбитое лицо.
Тут уж я взлетел по ступенькам, и принялся вдавливать и тут же отпускать кнопку звонка: дзинь! дзинь! дзинь! Попутно наклонил голову так, чтобы в глазок была видна лишь чёрная вязаная шапочка — совсем как у Миши Панкратова. Мгновения тянулись мучительно медленно, сердце колотилось в ритме отбойного молотка, пульс болезненными вспышками отдавался в прочертивший висок рубец, всё сильнее саднило порезанную ногу, а ничего-ничего-ничего не происходило! Я уже даже приготовился сунуть руку в карман, дабы при необходимости пугануть револьвером Пантелея и Захара, но не пришлось.
У Бычка не выдержали нервы, и через дверь послышалось:
— Ну чего там ещё?!
Тут уж я как утопил кнопку звонка, так больше её и не отпускал, и сработало: щёлкнул замок! В этот самый миг с улицы ворвался Панкрат, но он только и успел, что выдохнуть матерное словечко, прежде чем я заскочил в квартиру Лемешева и сходу влепил правой крюк в челюсть не ожидавшего такой подставы Бычка.
Голова Фили мотнулась, он попятился, но на ногах устоял. Мне бы вырубить его, а вместо этого пришлось отвлечься и запереть за собой дверь.
— Порву, тварь! — выдохнул Бычок, зрачки которого расползлись на всю радужку.
Был он выше и шире в плечах, да ещё самое малое на двадцать килограмм тяжелее, и невольно вспомнились уверения Зинки, что её одноклассник жмёт от груди полтора центнера. Здоровый чёрт, а сейчас ещё и под кайфом — явно какими-то таблетками закинулся!
Филя бросился на меня, я выставил перед собой ногу, а сам откинулся назад. Бычок споткнулся о ботинок и потерял равновесие, попытался достать меня и завалить на пол, но я сбил захват, вывернулся и крутанулся, задействовав энергию движения противника. Тот отлетел к двери и со всего маху приложился о неё, мне же удалось отскочить в противоположном направлении.
— Отсоси! — коротко бросил я Зинкиному однокласснику, и у того, что называется, упала планка.
Отпереть дверь он не догадался, ринулся на меня с кулаками. В узеньком коридорчике схлестнуться с ним я элементарно побоялся, отскочил в кухню. Взгляд скользнул по хлипеньким табуретам и выдвижным ящикам, в одном из которых точно хранились ножи, перескочил на плиту с газовыми конфорками, а дальше вслед за мной ворвался Бычок.
— Хана тебе!
В дверь зазвонили и заколотили, Филя на миг отвлёкся, и я ухватил ручку массивной чугунной сковороды и ударил той будто ракеткой для тенниса. По кухне разлетелись макароны и брызги крови, Бычок покачнулся, но устоял, и я врезал снова, на этот раз сверху вниз по лбу, не желая доводить до смертоубийства.
Тут уж Филя рухнул на пол, да так и замер, не пытаясь встать.
— Сева! — позвал я, стоя с занесённой для нового удара сковородой. — Ты жив там?
Лемешев вышел из комнаты в трико с обвисшими коленями и майке-алкоголичке, пестревшей алыми пятнами — это накапала кровь из разбитой губы. Держался на ногах перегонщик не слишком уверенно, но, судя по густому перегару, скорее из-за злоупотребления алкоголем, нежели по причине побоев.
— Я-то жив, — заплетающимся языком проговорил Сева. — А он?
— Тоже. — Я убрал сковороду на стол и достал из кармана куртки газовый револьвер. — Отопри и отойди. Только быстро. Сможешь?
Лемешев смог; его ни распахнувшейся дверью не зацепило, ни ввалившийся в квартиру Пантелей достать не успел.
— Назад! — приказал я, взяв парня на прицел. — Назад сказал! Пальну — шары выбьет на хрен!
У Миши из рассечённой брови обильно текла кровь, он был зол как чёрт, но благоразумие взяло вверх, на рожон не полез.
— Тёма! — позвал я. — Сюда подойди!
Ни нос, ни губы Захара от удара коленом не пострадали, а вот двигался он как-то скособоченно: и ко мне подступил по-крабьи, и Бычка в подъезд еле выволок, укряхтелся весь просто.
— Валите на хер отсюда! — рявкнул я напоследок. — Менты уже едут, примут — за рэкет присядете!
Захлопнув дверь, я повернул ручку замка и подошёл к Лемешеву, тот пьяно захлопал глазами.
— Менты? Какие менты? Я заявления писать не буду!
— Бля-я-я! — только и вырвалось у меня. — На кухню иди! Есть чай у тебя?
Чай у Севы был и даже неплохой, индийский — со слонами. Я налил ему покрепче, себе сделал нормального и подумал, что стоит разуться, но валявшиеся тут и там макароны, уже частично раздавленные, и натёкшая из разбитого носа Бычка кровь удержали от проявления хороших манер. Опять же и в самом деле могут менты пожаловать, если соседи из-за драки всполошились. Так что лишь шапку снял, да куртку расстегнул.
После уселся на табурет, глянул на ногу — на штанине под правым коленом обнаружился разрез в сантиметр длиной. Повезло царапиной отделаться, уже запеклась даже.
— Ты долго это терпеть собираешься? — уточнил я, когда Сева осушил кружку и попросил налить ещё.
— Заявления писать не буду! — повторил Лемешев. — Моя коза этого никогда не простит!