12 друзей Евы

Я знала, что моё письмо вряд ли впечатлит его, но попыталась как можно красивее написать. Я не думала, что Якуб способен на такое. Я вообще не думала, что в двадцать первом веке парни могут так писать девушкам письма. Скажу больше, я не думала, что в двадцать первом веке существует любовь.

Я спустилась вниз, отдала ручку Ираиде, и зашла к доктору. Он сидел, подпирая голову левой рукой, и что-то чирикал в тетради.

– Вы простите, что я так поздно. Вы можете отдать это Якубу?

– Да, конечно, ему будет приятно получить от тебя послание.

– Ой, стойте!

Я отдала письмо доктору, но забыла про ленточку. Я сняла её с руки и перевязала так же, как это было сделано у Якуба. Получилось не так аккуратно. Видимо, у него было больше времени, или опыта, чтобы так мило всё обставить. Я вручила письмо Гжегожу. Он смотрела в пустоту, хоть и был занят писаниной. Я пригляделась – он рисовал круги и треугольники в своём блокноте.

– Простите, что-то случилось? С Вами всё в порядке?

– Артур умер, его не довезли до больницы. У него было очень слабое сердце.

Я не стала переспрашивать, а молча вышла из комнаты. Смерть в этом доме? В доме, куда мы были отправлены доживать свой век? В доме, где нам гарантировали свободу от прошлого, свободу от наших страстей и пагубных привычек, без нервов и переживаний? В доме, где нам обещали жизнь?

Я не спала всю ночь. Моменты счастья омрачились смертью знакомого мне человека. Пусть мы и не были с ним друзьями, всё же мы жили под одной крышей, делили хлеб, так сказать. Я уснула под утро, и проспала до двенадцати, меня никто не стал будить. Видимо, доктор понял, что случилось со мной и из-за чего.

О смерти Артура так и не сказали, все задавались вопросами, справлялись о его здоровье у доктора, но тот отвечал, что Артур ещё немного полежит в больнице и вернётся. Я понимала, что болтать нельзя. Если доктор молчит, значит так нужно. Смерть Артура стала тайной, но она была не моей, и поэтому я не имела права что-то говорить. Странно, но все начали забывать об этом, никто не обращал внимания на отсутствие Артура. Да и я сама более менее смирилась с этим.

Я не могла смирится лишь с отсутствием Якуба. За день до праздника доктор Гжегож приехал и привёз мне письмо Якуба. Я, как только увидела фиолетовую ленточку, побежала в сад, чтобы уединиться, чтобы никто не смог заглянуть мне за плечо и как бы случайно вторгнуться в наш с Якубом мир. Он присылал мне письма каждую неделю, иногда два раза в неделю. Его последнее письмо растрогало и зацепило меня больше всех остальных.

«Моя пурпурная роза! Как сладок твой аромат!

Даже в адском котле, где царит смрад, и сумрак поглощает душу, я буду чувствовать запах твоей нежности.

Зачем мне солнце, если у меня есть твои глаза!

Зачем мне воздух, если у меня есть твой аромат!

Зачем мне вода, если у меня есть твои слёзы счастья!

Зачем мне жизнь, если у меня есть твоя любовь!

Виновница моего торжества, причина моего бытия! Я сгораю в тоске, я изнемогаю от боли, что причиняет мне расстояние между нами. Оно как острый клинок, режет меня, не оставляя видимых следов.

Если в мире будет когда-то чувство, сильнее чем моя любовь к тебе, тогда я готов вечно страдать за эту любовь, за её чистоту и бескорыстность!

О, мотылёк! Я соловей, что зачарован твоим сиянием! Мотылёк, прилетай, и не бойся сгореть в огне моей любви, ведь мы уже давно сгорели в огне жизни и её уловок и страстей. Мы возродились, и теперь наши крылья непоколебимы. Мой мотылёк! Я во век не сыщу существа прекраснее тебя, и никогда не увидит мир создания, которого стоят все красоты мира! Мой лёд в летний зной, и огонь в зимнюю стужу! Причина моих слёз и улыбок! Моя болезнь и моё исцеление! В одной тебе заключён мой мир, и пока жива твоя нежная душа, и твоё прекрасное тело, я буду дышать.