12 месяцев. Необычные эротические приключения

Я лёг в пространство между их ногами и посмотрел вверх. Дыхание моё сбилось, пульс бешено стучал в виски. Может, для каких-то прожжёных порнографов эта картина – так себе, рутина и только, но меня она ошеломила так, что я едва нашёл в себе силы проговорить:

– А теперь, Марсель, входи… и начинай двигаться.

– Что сделать? – на всякий случай переспросил он.

– Сделай то, что мужчина делает с женщиной.

Он вошёл в неё, и сразу же моё сознание стало одной-единственной, спокойной и внимательной точкой, созерцающей мгновения. Эти мгновения были просты и прекрасны.

Просто секс. Просто мужской половой орган входит в женский. Но за всё время, когда я сам занимался этим с женой и другими женщинами до неё, я даже на йоту не приблизился к тому, что чувствовал теперь. Я видел и чувствовал дыхание жизни и её красоту. Чувствовал красоту мира и человека – целиком вышедшего из вот этого слияния мужского и женского.

Я впитывал мгновения. Раз – страшно нависший надо мной чёрный фаллос, с блестящей чернотой и оттого кажущийся вылитым из металла, как будто древнеримский божок Фасцинус, утопает в шёлковом румянце розовых складок женского места; тяжело раскачивается сморщенная мошна тестикул, снизу похожая на какой-то диковинный плод. Два – складки темнеют, точно намоченная губка, и дают слизистый сок. Три – ровная тёмная полоска волос поверх них словно ощетинивается, и бегут крупные пупырышки мурашек по краям живота и ногам. Видно, Марине очень хорошо, и она, наверное, забыла про меня. Быть может, сейчас вообще про всё на свете забыла.

Ах, Марина, неужели это ты там, наверху, а я здесь, внизу, смотрю на то, что с тобой происходит? Неужели это всё с нами? Мысли прочь. Шоу маст гоу он. Лет ит би.

Я настроил объектив камеры и, щёлкнув несколько раз, попросил:

– Опуститесь вниз, прямо на меня.

А фотоаппарат отложил, теперь он мне был не нужен.

Они встали на колени, так что моя голова, зажатая в проёме между их ног, оказалась прямо под главным действием. Близко, ближе некуда. Его «диковинный плод» слегка касался моего подбородка. А её раскрывшиеся от полового контакта и ещё не успевшие сомкнуться обратно складки с бледной глубиной в них возвышались над моими глазами.

– Продолжайте же!

Он снова вошёл в неё. Мой неловкий окрик отчего-то подействовал на него так, как если бы всадник пришпорил свою лошадь, и она рванула во всю прыть. Быстро, ещё быстрее. Яростно, ещё яростнее. Его ярость сразу же передалась и Марине, и её тело синхронно устремилось ему навстречу.

«Диковинный плод» елозил по моему подбородку и моим губам, её и его запах сделали меня точно пьяным, и я не смог оставаться созерцателем. Закрыв глаза, я бросился целовать всё это – что происходило между ними. Я целовал, целовал и целовал – без разбору, его и её тело, всё, что попадалось мне в губы – до тех пор, пока они не затихли.

Марсель вынул пенис, и капелька его спермы, выскочив, упала мне на верхнюю губу, а я на волне возбуждения облизнул её и проглотил. И она отрезвила меня.

– Я внутрь кончил, ничего? – сказал он Марине.

– Ничего, Марсель, – коротко ответила она ему и прилегла рядом со мной. Так, будто секс сейчас у неё был со мной, а не с Марселем.

Марсель, увидев это, тотчас поспешил удалиться.

– Всё хорошо? – спросил я её.

– Да, Вить, – спокойно проговорила она. – А ты знаешь, что у тебя эрекция?

Её рука спустилась вниз и сжала мой пенис. И правда – я совсем не заметил, что он стоит. Крепко, как у пацана, насмотревшегося порнушки.

Вечером мы провожали Марселя. Он был весел, постоянно целовал нам руки и говорил, какие мы замечательные и необычные люди, под конец даже сыграл для нас на саксофоне. От денег, которые я ему обещал, сначала категорически отказывался, мне пришлось настоять, чтобы он взял их.

– Куда теперь поедешь, Марсель? – поинтересовалась Марина.

– Знаете, я решил, что не хочу больше путешествовать. Хочу домой, в Питер. Я это понял благодаря вам, – сказал он и опять поцеловал её руку.

Наконец, попрощавшись в очередной раз, он ушёл. А мы с Мариной от нетерпения занялись сексом прямо в прихожей, едва закрыв за ним дверь. И это был лучший секс за много-много лет.

Где-то через полгода я устроил выставку своих фоторабот. Лучшее, что мне удалось выбрать из той фотосессии Марины с Марселем, а там много в итоге оказалось хорошего. И хотя Марина дала своё согласие на огласку, я очень боялся реакции нашей консервативной публики. Поэтому – с помощью Березенюка, правда, – выставка прошла не у нас в городе, а в Москве. Но это не помогло: москвичей было мало, зато наши, как назло, понаехали, словно чувствовали, что им будет потом о чём поговорить и кого поосуждать.

Осуждали меня сильно. После выставки я превратился в изгоя. Кое-кто даже здороваться со мной перестал. Березенюк здоровался, но смотрел на меня как-то странно – так, будто я с его женой переспал. У меня в это время появилось много пейзажных акварелей, и было желание выставить их тоже, но он отказал в содействии и ничего не получилось. Карьера моя пошла под откос, и никто не хотел мне помочь.