12 месяцев. Необычные эротические приключения

И тут я понимаю, что в доме полно людей. И все голые, ходят туда-сюда, что-то делают, разговаривают, смеются. Мне нестерпимо жарко, и я со всей силой отбрасываю от себя одеяло, а под ним молодой мужчина, с куцей бородкой, лицом же красив. Он так же, как и я, весь мокрый, дышит тяжело и говорит мне с трудом, как бы захлёбываясь:

– Разними ноги… Разними пошире, глупая… Я полижу тебе…

Он опускает голову между моих ног, и я чувствую его у себя там, в промежности. Его бородку, его язык, его зубы. Теку, как распоследняя сука. И ору то ли от страсти, то ли от страха…

Я проснулась и никак не могла опомниться от наваждения – сон не отпускал меня. Дикая сырость между ног и сумасшедшая дрожь в теле. Муж спал рядом, и я украдкой, чтобы его не разбудить, просунула руку под одеяло и опустила палец в вагину. И вмиг точно миллионы искорок взорвались во мне и полетели, пронизывая с головы от ног. С такой сладкой болью, что аж кричи. Подавив крик, я отняла палец и ещё долго лежала, не понимая, где я и что со мной. Когда же пришла в себя, стало противно. Чувство вины и боль раскаяния. А потом мучительная пустота в душе…

Просвещённые – в прежнее время я бы назвала их «так называемые просвещённые» – мирские люди сказали бы: это всего лишь оргазм. Мирские обычные люди сказали бы: такова женская природа. Обычные православные люди сказали бы: то греховная природа. Сугубо церковные – раньше я бы их назвала «истинно православные» – сказали бы: это действие беса.

Бес во всём – в мире, в плоти, в чувственности. А женская природа изначально падшая, так как Ева первой пала от искушения дьявола и Адама соблазнила на грех. В каждой женщине дремлет этот бес, каждая женщина по своей природе блудница. С юных лет я возненавидела в себе эту природу, и именно потому никогда бы не подумала, что могу впасть в самую суть своей искренней ненависти.

Задуманное муж не стал откладывать. Закончился рождественский пост, прошли Святки, и сразу после Крещения мы поехали.

Тот его знакомый батюшка по православному сайту жил в посёлке в соседней области – часа четыре на машине. Небольшой райцентр – частные дома, в основном. В одном из таких домов он и жил.

Встретил нас с ковшиком святой водицы. Дружелюбный, весёлый такой дядечка. Огромный, пузатый, с басовитым голосом. Словно медведь. Я перед ним, как дитя. Да и муж мой тоже.

– Мир дому сему, – муж несколько боязливо протянул ему руку.

– С миром принимаем дорогих гостей! Проходи, братушка, – сгрёб тот его в объятьях, и они трижды расцеловались.

– И ты, сестрёнка, проходи, – пропуская в дом, с хитрым прищуром оглядел он меня. – Да не бойся ты, я не съем!..

Дом у него – большой, под стать ему – удивил роскошью, которой бы позавидовал и иной архиерей. Убранство в русском стиле, всё в дереве, на бревенчатых стенах разные красивые штучки, на полу дорогие ковры. Кухня метров двадцать, с современной техникой, а посередине – массивный стол из дуба, ужин накрыт. В гостиной горел камин, перед ним диванчик, на стене шикарная плазма, а в другом углу – иконостас с аналоем.

– Проходите на кухню, не стесняйтесь, – добродушно басил хозяин. – Помолимся и поужинаем. Люди мы простые, скромные, деревенские, так что вы уж не церемонничайте, будьте как дома. А вот и матушка моя. Маша, иди-ка сюда. Познакомься с гостями – отец Кирилл и его супруга Феврония. Ну, иди же сюда, голубушка!

Он на миг словно осерчал, и добродушие как бы спало с него, а под ним мне вдруг почудилась вот та грубоватая властность, как у моего мужа, и на сердце у меня появилась тревога.

Его матушка, немолодая уже, худая и сгорбленная, с потупленным взором, от его окрика всполошилась, стала что-то лепетать несвязное, пустое и вместе с тем чёрствое, точно застывшая, залежавшаяся просфора.

В гостиной была лестница на второй этаж. Там, наверху, зашумело что-то, я подняла голову и увидела двух ребятишек лет пяти и семи. Личики испуганные, заплаканные, смотрели на меня с какой-то не то надеждой, не то мольбой.

– Маша! – снова окрикнул жену хозяин. – Уложи-ка детей спать. У них на сегодня программа окончена.

Последние слова он сказал с прежней весёлостью, шутливо. И затем сразу же повёл нас на кухню. Громко, проникновенно затянул молитву.

За ужином мы разговорились, и моя тревога немного улеглась. Отец Иван, так звали хозяина, словоохотливый, лёгкий на юморок, видно, любил поболтать «по душам». А его матушка, Мария, напротив, помалкивала и почти не сидела с нами – то пойдёт принесёт что-нибудь, то встанет и помоет бокал или тарелку, то ещё какие бабьи хлопоты. Ни он, ни она мне совсем не понравились. Я изредка поглядывала на мужа и не понимала, зачем мы сюда притащились и зачем нам эти люди.