12 новых историй о настоящей любви (сборник)

Обычно это моя сильная сторона. Кто-то силен в математике, кто-то в спорте, а я умею говорить нужные вещи в нужный момент. Я – тот, кто вам нужен, когда воздух в комнате еще наэлектризован после ссоры, или когда хочется, чтобы вам кто-то сочувственно улыбнулся и выслушал вашу проблему. Я могу сгладить даже самое неловкое молчание, утешить, когда вам плохо, разрядить обстановку усилием воли. Чтобы там ни случилось, я отличный слушатель, неутомимый союзник и неиссякаемый источник поддержки.

Но сейчас я в растерянности.

Мне хочется сказать «Это ничего не меняет».

Мне хочется сказать «Это не страшно».

Мне хочется сказать «Все будет хорошо».

Но это меняет. Это страшно. И не факт, что все будет хорошо.

Я откашливаюсь, не зная, с чего начать.

– Слушай, прости, если я…

Но Гриффин тянется к приборной панели и включает радио, выкручивая звук на полную мощность. Разговор, очевидно, окончен, и хотя он сидит ровно на том же месте и на том же расстоянии от меня, кажется, будто он отдаляется все больше, пока наконец его не становится почти невозможно различить вдали.

Он подвозит меня до школы, где стоит в желтом свете фонаря моя одинокая машина. Гриффин останавливается рядом с ней, и мы сидим в тишине, молча.

– Я хорошо провела время, – наконец говорю я, и даже в голубоватом сумеречном свете я вижу, как дергается уголок его рта. Очевидно, он мне не верит. – Правда, – упрямо настаиваю я. – Было очень весело.

Он ничего не отвечает, только неохотно кивает.

Я со вздохом открываю дверь машины и выхожу, но, закрыв ее, я наклоняюсь к окну.

– Серьезно, – говорю я. – Спасибо.

На этот раз он мрачно хмыкает, будто я сказала нечто абсурдное, и я вдруг понимаю, что это не я веду себя неправильно, а он.

Он дергает рычаг и начинает отъезжать, но я бегу вслед за машиной.

– Эй! – кричу я, цепляясь рукой за открытое окно, и он изумленно смотрит на меня и жмет на тормоз. Я снова склоняясь к окну, пристально глядя на него, и на этот раз он тоже смотрит на меня, но с вызовом. Он только и ждет, чтобы я сказала что-то не то, и я понимаю, что так будет всегда, как бы я ни реагировала. Он так долго готовился к этому моменту, что теперь уже почти не важно, как все сложится на самом деле. Он уже решил для себя, что будет. Он уже решил, что почувствует, даже не дав мне шанса попробовать.

Но в кои-то веки мне не хочется делать то, чего от меня ожидают. Мне не хочется подыгрывать, быть всем приятной, изображать счастливое лицо.

В кои-то веки мне хочется быть честной.

– Я тоже думала, что это свидание, – говорю я, и мои щеки уже пылают. – Во всяком случае, мне этого хотелось.

– Тебе не обязательно…

– Гриффин, – говорю я так резко, что он поднимает глаза. В темноте трудно различить выражение его лица. – Я не просто так это говорю. Не из вежливости. Ты мне правда нравишься, ясно?

И это правда. Я говорю это не для того, чтобы его утешить. Не потому что мне его жалко, и даже не потому, что он так ошеломляюще красив. Я говорю это, потому что это факт. И если я так часто говорю людям что-то приятное, чего на самом деле не думаю, то почему бы не сказать то, что все-таки думаю?

– Ты нравишься мне с первого урока испанского, – продолжаю я, несмотря на то, что он опять отвернулся, и мне сложно определить, насколько по-идиотски я веду себя в данный момент. – Te gustame.

Он, нахмурившись, поднимает на меня глаза.

– Me gustas[19].

– Спасибо, – я улыбаюсь ему, но его лицо сохраняет непроницаемое выражение, и моя улыбка гаснет. – Слушай, я хочу сказать, что я понятия не имела, что у тебя Аспергер, и все же не могла перестать думать о тебе. Так почему сейчас должно быть по-другому?

– Просто так и есть, – тихо отвечает он.

Я энергично мотаю головой.

– Не для меня.

– Но как так может быть?

– Потому что ты мне нравишься. Ты. Тот же ты, который нравился мне весь год. – Я смеюсь. Вся эта откровенность вскружила мне голову. Или дело в Гриффине? – Сколько еще раз мне надо это повторить?

– Все не так просто, – говорит он, но если он ждет, что я с ним соглашусь, то не на ту напал.

Я усмехаюсь, постукиваю по крыше машины и поворачиваюсь, чтобы уйти.

– А вдруг просто?

Как только я сажусь в машину, экран моего телефона загорается: сообщение от сестры.

Мерцающие в темноте белые буквы: «Свидание: да или нет?» Я отвечаю: «Непонятно». Но мгновение спустя передумываю и пишу: «Да».

На следующий день я стою посреди площадки, а дети водоворотом нарезают круги вокруг меня. Вдалеке ребята постарше играют в кикбол. В другой день я бы позавидовала тому, как у них там все упорядоченно и спокойно. Но сегодня я не могу перестать смеяться над своей шумной, суетливой, перевозбужденной малышней, которая вроде как должна рисовать мелками, но на самом деле только двое сидят на асфальте с толстыми кусками мела в руках. Илан Дуайер рисует слона с крыльями, Бриджит ДеБерг обводит свою ногу. Остальные затеяли игру в салочки, и носятся вокруг с довольным видом, раскрасневшиеся, хихикающие и счастливые.

Все, кроме Ноа, который нашел баскетбольный мяч.