– Это не для Ноа, – говорит он, не отрывая глаз от витрины. – А для меня.
– Ой, – говорю я, моргая. – Э-э… Я не…
– Энни, – говорит он, поворачиваясь ко мне лицом, и я вижу, что он улыбается. – Я шучу.
Я с облегчением смеюсь.
– Прости. Просто ты обычно… В смысле, ты всегда такой… Я, видимо, не…
Он склоняет голову набок.
– Ты пытаешься сказать, что у меня не очень с чувством юмора?
– Нет, – быстро возражаю я, потом на секунду задумываюсь. – Ну, в общем, да.
Гриффин улыбается.
– Ничего. Это и правда так.
– Ну, зато у тебя куча других достоинств, – говорю я, глядя, как он стоит, упираясь обеими руками в витрину, и покачивается взад-вперед. – Ты особенный.
В его лице что-то мелькает, скулы слегка напрягаются.
– В хорошем смысле, – поспешно добавляю я. – Ты не такой, как все. Ты милый. Не притворяешься, а правда милый. И ты не задаешься, хотя…
Он искоса смотрит на меня с вопросом в глазах.
Я качаю головой.
– Не важно. Я просто пытаюсь сказать, что это здорово, что ты не играешь ни в какие игры, как другие парни. Ты честный. Возможно, самый честный человек из всех, кого я знаю…
– Энни.
– Я серьезно, – продолжаю я, слегка пьянея от собственного многословия. Мне не свойственно произносить такие пространные речи, и я сама не верю, что говорю все это, но есть в Гриффине нечто такое, от чего мне хочется рассказать ему все, о чем я думаю. И я так и делаю.
– А еще ты невероятно повел себя вчера с Ноа. Я пыталась достучаться до него все лето, но мне так и не удалось, и тут появляешься ты, и…
– Это потому что у меня Аспергер.
– …и ты так легко и естественно нашел с ним общий язык, и вы сразу сдружились… – Я умолкаю на середине фразы, сомневаясь, что правильно расслышала. – Что?
Гриффин поворачивается ко мне лицом, но продолжает смотреть в пол.
– У меня синдром Аспергера. Это что-то вроде аутизма. Так они сейчас это называют.
Повисает долгая пауза, и мне отчаянно хочется ее нарушить, но я не могу сообразить, что сказать. Надо очень тщательно подбирать слова. Я боюсь сказать что-то не то. Но в конце концов мне удается выдавить только тихое «А-а-а».
Я тут же об этом жалею. Мое междометие повисает между нами, как знак пунктуации, прозвучавший слишком рано в разговоре, который, как я надеюсь, только начался.
– Ага, – говорит он с непроницаемым лицом.
– Так что…
– Так что, видимо, вот почему я так себя веду, – он засовывает руки в карманы джинсов. – У меня не всегда получается поддерживать беседу. Иногда я слишком прямолинеен, – он пожимает плечами. – Вот почему мне иногда сложно в школе, и у меня мало друзей, и я не люблю об этом говорить, и…
Когда он умолкает на полуслове, я закусываю губу. Мне хочется, чтобы он продолжал. Он никогда еще при мне не говорил столько слов подряд, и вдруг в моей голове все встает на свои места: вот почему.
Вот почему он так тихо себя ведет в школе. Почему обожает цифры и факты. Почему никогда не может определить, шучу я или нет. Почему он всегда такой настороженный и замкнутый. Вот почему ему так сложно смотреть мне в глаза.
Гриффин делает глубокий вдох, и когда он снова заговаривает, кажется, будто он подслушал мои мысли.
– Вот почему, – говорит он, поднимая глаза и встречаясь со мной взглядом, – я не особо хожу на свидания.
– Так это свидание? – спрашиваю я, не успев задуматься, и у Гриффина делается еще более смущенный вид.
– Нет, – говорит он, потом качает головой. – Я не знаю.
У меня вспыхивают щеки. Я почесываю лоб.
– Да я просто…
– Я не хотел рассчитывать…
– Да нет, я тоже…
Повисает короткая пауза, во время которой мы оба с интересом изучаем свои ноги, а потом Гриффин вздыхает.
– Я вроде как надеялся.
Я поднимаю глаза.
– Надеялся на что?
– Что это будет свидание, – говорит он, и в этот момент в зал заглядывает бармен, с очевидным подозрением переводя взгляд с меня на Гриффина и обратно.
– У вас тут все в порядке? – спрашивает он, и я не знаю, как на это отвечать.
Гриффин кивает:
– Все хорошо.
– У нас тут была пара инцидентов с кражами, – он указывает на витрину, будто она забита брильянтами, а не мармеладными браслетиками и йо-йо. – Так что, если вам нужен приз, подходите ко мне…
– Да нет, спасибо – отвечаю я, а Гриффин одновременно говорит:
– Мы уже уходим.
– Ладно, – отвечает бармен, явно довольный таким ответом. – До новых встреч.
– Конечно, – говорит Гриффин, но не особо убежденно.
По дороге обратно в машине повисает тягостная тишина, и мне кажется, что у меня есть отличное средство от нее, если только удастся подобрать правильные слова или задать правильный вопрос.
Но я слишком боюсь ошибиться.
Одна рука Гриффина лежит на руле, вторая – на рычаге переключения передач между нашими сидениями, и меня беспокоит то, как сильно мне хочется взять его руку в свою. Но я этого не делаю. Я просто смотрю на вены на тыльной стороне его ладони, на обломанный ноготь большого пальца, на костяшки пальцев, на изгиб кисти.