Пару дней я ничего не писал Маргарет. У меня сложилось впечатление, что она дорожит своим личным пространством и вообще не особо рада перспективе провести вечность с таким безусловно придурковатым типом, как я. Я не из тех неисправимых ботанов, которые презирают сами себя, и вполне комфортно себя чувствую в своем социальном статусе. Но я прекрасно понимаю, что не каждый сочтет меня идеальной компанией для совместного проведения бесконечного количества времени.
Это продолжалось до четырех часов пятого дня П.М. (после Маргарет).
Именно в четыре часа повторяемость всего начала меня раздражать. В библиотеке все тот же старик ковылял к абонементному столу на своих ходунках. Тот же служащий библиотеки прошел мимо меня с той же скрипучей тележкой. Та же женщина с аллергическим насморком, безостановочно чихая, спорила насчет штрафа за не вовремя сданную книгу. Та же четырехлетняя девчонка закатила форменную истерику, после чего ее волоком вытащили из здания.
Проблема была в том, что окружающая действительность начинала казаться все менее реальной: бесконечное повторение будто высасывало ощущение реальности из всего. Все становилось менее значимым. Было прикольно все время делать то, что душе угодно, без всякой ответственности, но дело в том, что люди вокруг начинали казаться не совсем настоящими людьми, с реальными мыслями и чувствами, хотя я и знал, что это не так. Они все больше напоминали живых роботов.
Так что я написал Маргарет. Маргарет не была роботом. Она была настоящей, как и я. Бодрствующий в мире лунатиков.
«Привет! Это Марк. Как дела?»
Прошло минут пять, прежде чем она ответила. К тому моменту я снова взялся за «Ресторан в конце Вселенной» Дугласа Адамса.
«Не жалуюсь».
«А мне становится угрожающе скучно. Ты в бассейне?»
«Я училась водить. Заехала на тротуар. Сбила еще один почтовый ящик».
«Ох. Хорошо, что время сломалось».
«Точно».
Мне показалось, что на этом разговор закруглился, и я не ждал от нее новых сообщений, но минуту спустя на экране замигали три точки, свидетельствующие, что она пишет что-то еще.
«Ты в библиотеке?»
«Ага».
«Я заскочу мин через десять».
Стоит ли говорить, что этот поворот событий превзошел все мои ожидания. Я подождал ее на крыльце. Она приехала на серебристом «Фольксвагене»-универсале с полосой оранжевой краски на пассажирской двери.
Я был так рад, что мне захотелось ее обнять. Меня это снова удивило. Такое облегчение, что не нужно больше притворяться, что я не знаю, что будет дальше, что всего этого не было раньше, что я не пытаюсь всеми силами убедить себя, что что-то в этом мире имеет значение. Возможно, когда влюбляешься, всегда так: обнаруживаешь человека, который понимает то, чего никто больше не понимает: что мир сломан и его никак нельзя починить. Можно перестать притворяться, хотя бы ненадолго. Вы оба можете это признать хотя бы друг перед другом.
А может, это и не всегда так. Не знаю. Со мной такое случалось только однажды. Маргарет вышла из машины и села рядом со мной.
– Привет.
– Привет, – ответил я.
– Ну как, попадались хорошие книги в последнее время?
– Вообще-то да, но об этом потом. Смотри-ка.
Столкновение происходило каждый день, на этом самом месте. Я его видел уже по меньшей мере раз пять. Парень, уставившийся в телефон, идет навстречу другому парню, тоже уткнувшемуся в телефон и с собакой на поводке, маленькой таксой. Поводок запутывается между ног у первого парня, и тот размахивает руками, как мельница, и подпрыгивает на месте, чтобы удержать равновесие, отчего его ноги запутываются еще больше. Собака носится вокруг как бешеная.
Все прошло идеально – как всегда. Маргарет расхохоталась. Тогда я впервые увидел, как она смеется.
– А он когда-нибудь падает?
– Я никогда не видел, чтобы он падал. Однажды я им крикнул: «Берегись, такса!» И он на меня так посмотрел – типа, да ладно, конечно, я видел парня с таксой. Уж конечно, я бы на них не наткнулся! Так что теперь я просто смотрю. К тому же, по-моему, собака от этого просто в восторге.
Мы наблюдали за проезжающими машинами.
– Хочешь поводить машину?
– Не знаю, – я решил поломаться. Вот такой я ловкий обольститель. – Судя по твоим словам, это не самое безопасное занятие на свете.
– Ну что я могу сказать, жизнь полна неожиданностей, – Маргарет уже пошла к машине. – Не наша, конечно. Но жизнь в целом – да.
Мы садимся в машину. Там пахнет Маргарет, даже еще более насыщенно. Мы катаемся по центру Лексингтона мимо псевдостаринных магазинчиков.
– И вообще, – говорит она, – если даже мы погибнем в куче металлолома, наутро мы, вероятно, воскреснем.
–
– Вообще я об этом думала, и я почти уверена, что мы бы воскресли. Другие-то воскресают. Представь, сколько людей умирает в мире каждый день. Если бы они все не воскресали, они бы оставались мертвыми, когда мир перезагружается. Они бы исчезли, стерлись или что-то в этом роде. В любом случае, кто-нибудь бы заметил. Следовательно, они воскресают.
– А потом снова умирают. Черт, кому-то приходится умирать снова и снова. Интересно, сколько таких?