12 смертей Грециона Психовского

Когда Брамбеус вернулся с прогулки, довольный и румяный, то дом Бальмедары был пуст, и на стол, к тому же, не накрыли — чему барон очень расстроился, ведь свежий воздух раззадорил аппетит. Чуть приуныв, Брамбеус уже хотел было уйти обратно, но заметил в углу ружье, о котором и позабыл — бодрость духа вновь вернулась к нему. Рыжий барон схватил ружье — порох уже должен был просохнуть — и, понадеявшись, что оно еще работает, решил устроить себе небольшую охоту. Тем более, что в глубине дикого и древнего леса навряд ли кто-то станет ругать его за стрельбу в пару-тройку птичек или, что более вероятно, ящерок. Одной больше — одной меньше, вот он, девиз любого заядлого охотника или браконьера, главное не перепутать (хотя в случае со вторыми чаще актуальна фраза «сотней больше — сотней меньше»).

— Без гончих, конечно, не то, — подумал Брамбеус, схватив ружье под мышку, — но как-нибудь выкрутимся.

Не успел он даже выйти из центральной части города-храма, как какой-то лемуриец дернул его за рукав. Барон обернулся.

Рядом с местным стоял достопочтимый алхимик Сунлинь Ван.

Несмотря на грозное и огромное тело, мыслительные процессы в голове Брамбеуса протекали со скоростью размножающихся кроликов — короче, без особого удовольствия, но и без устали, — а долгие годы охоты выработали молниеносную реакцию.

Барон узнал китайца почти моментально.

— Ха-ха, старина! — Брамбеус обнял Сунлинь Вана так, что тот аж запищал — как игрушка для собак. Пара косточек ненароком хрустнули.

Поняв, что это перебор, барон, даже слегка приподнявший алхимика, поставил его на землю. Пока китаец прощался с лемурийцем, барон посетовал:

— И где же вы пропадали! Мы то-то думали, что вы уже того, как ваш переводчик. Или он тоже с вами? — взгляд барона упал на пояс Сунлиня, увешанный все теми же обрубками палки с дырками и змеиным клыком. — О, смотрю, вам бы вести курс по выживанию! Я тут собрался на охоту, не хотите ли?..

Алхимик схватил Брамбеуса под руку и отвел в сторону, хоть рядом никого и не было.

— Профессор и художник не с вами? — спросил старый китаец.

— Нет, точнее, да, то есть… — Брамбеус призадумался. — Они были со мной еще утром, но больше я их не видел.

Китаец наморщил лоб.

— Полагаю, достопочтимый профессор Психовский обо всем догадался.

— Догадался о чем? — не понял Брамбеус.

— Послушайте, барон, — Сунлинь Ван отвел собеседника еще дальше. — То, что я вам сейчас расскажу, очень важно. Нам нужно найти профессора и художника, и, возможно, еще одну девушку, иначе нам всем придется… скажем на ваш, западный манер, то есть мягко — придется нам несладко.

— А как это будет на восточный манер? — загорелся Брамбеус.

Достопочтимый Сунлинь Ван откашлялся и начал ругаться на родном языке такими страшными словами, что деревья, казалось, задрожали — Брамбеус и рад был бы не понять, а просто посмеяться над чужой бранью, но в Лемурии слова обнажали свое нутро, и барон все понимал, отчего его энтузиазм все угасал и угасал.

Когда китаец закончил, Брамбеус просто тихонько поаплодировал ему. Старый алхимик поклонился и почесал бородку.

— Так вот, дорогой барон, дела обстоят так…

Грецион тонул во мраке.

Где-то в леденящем бассейне бессознательного он — всего лишь яркая точка в этой пучине — падал вниз, даже не сопротивляясь, потому что сопротивляться не было сил. Иглы холода пронизывали со всей мощью, но не так, как в сильный мороз — лед закрадывался в саму душу, отчего холодело все вокруг, покрывалось белоснежной корочкой, и не видно было даже намека на просвет…

Сознание профессора плескалось в небытие, лишь иногда сталкиваясь с обрубками мыслей и обломками образов — оно натыкалось на гигантских Змиев, на аметистовые камни, на мелькавшие картинки созвездий, на воплощенные чувства страха, тревоги, непонимания и просветления… а потом оно напоролось на огромные, во всю бездну отключенного сознания, глаза, внутри которых болтыхался космос, а в нем утопал Психовский, как далекий астероид, сгорающий в белом пламени.

Нужно было сделать лишь небольшой рывок, чтобы перестать тонуть и рвануть вверх, вернувшись обратно, но сил даже на такой трюк сознанию профессора не хватало — а потому Грецион продолжал находиться в отключке.

Сквозь густой, стеклянный мрак доносились какие-то искаженные подобия слов, словно обращенные к профессору — но светящаяся точечка, который и был он сам, все тонула и тонула, ближе ко дну, ближе ко дну, ближе…

Всего один рывок мог вернуть обратно. Но его не произошло.

Когда сознание профессора утонуло, светящаяся точка погасла, и на смену черноте пришел лишь серый шум, не пугающий, не раздражающий, а просто… пустой. Если это и есть смерть — такого врагу не пожелаешь.

И Грецион Психовский умер.

Часть 3 Дыхание Змееносца

Весы. Глава 10 Двое в заточении, не считая шляпы