12 ступенек на эшафот

«Кейтель и Йодль не могут отрицать ответственности за действия отдельных спецподразделений, в тесном контакте с которыми вели боевые действия их командиры».

ОКВ было отстранено от командования на советско—русском театре военных действий, не подчинялись ему и командиры полевых частей.

Господин французский обвинитель Шампетье де Риб заявил в своей заключительной речи:

«Необходимо вспомнить страшные слова подсудимого Кейтеля о том, что «человеческая жизнь на оккупированных территориях абсолютно ничего не стоит».

Эти «страшные слова» — не мои. Не я их сочинил, равно как не я положил их в основу приказа. Однако испытываю угрызения совести, потому что мое имя оказалось запятнано этим «приказом фюрера».

Господин де Риб развивает свою мысль:

«Исполнение этого приказа — речь идет о борьбе с партизанами — осуществлялось на основании распоряжений командующих группами армий, в свою очередь, руководствовавшихся прямыми указаниями подсудимого Кейтеля».

Опять появляются пресловутые «указания Кейтеля», хотя в обвинительном заключении французской стороны черным по белому записано, что:

«Кейтель как начальник штаба ОКВ не имел права отдавать приказы непосредственно главнокомандующим составными частями вермахта».

В заключительной речи главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко говорится:

«Начиная с документов о расстреле политических работников Кейтель, этот солдат, как он любит себя называть, игнорируя присягу, беззастенчиво врал на предварительном следствии американскому обвинителю, утверждая, что этот приказ носил характер ответной репрессии и что политических работников отделяли от остальных военнопленных по просьбе последних. На суде он был изобличен».

Конец цитаты.

Речь идет о документе 884–PS.

Упрек во «лжи» лишен каких—либо оснований. Советско—русское обвинение упустило из виду, что протокол моего допроса в связи с данным вопросом не принят судом военного трибунала в качестве документального свидетельства. Таким образом, он не может быть использован и в заключительной речи обвинителя. Я не видел протокол предварительного допроса, не знакомо мне и содержание документа. Если текст протокола допроса аутентичен, то он должен содержать и разъяснение заблуждения, возникшего в результате того, что он мне так и не был предъявлен.

На завершающей стадии процесса в мой адрес были выдвинуты тяжелые обвинения в том, что якобы я имел отношение к подготовке бактериологической войны. Свидетель, бывший генерал—майор медицинской службы доктор Шрайбер, показал:

«Начальник штаба ОКВ фельдмаршал Кейтель издал приказ о развязывании бактериологической войны против Советского Союза».

Давая показания на процессе, свидетель заговорил о «приказе фюрера». Однако и это ни в коей мере не соответствует истине.

Показания оберста Ульриха Бюркера, руководителя организационного отдела штаба оперативного руководства, приобщенные к материалам защиты с согласия представителей обвинения, свидетельствуют, что осенью 1943 г. я резко и категорически отклонил предложения военно—санитарного управления вермахта и управления вооружений сухопутной армии об активизации опытов с бактериологическими штаммами, поскольку это запрещено конвенциями.

То же самое может засвидетельствовать и генерал—оберст Йодль. Подобного рода приказы никогда не издавались в Германии, более того, Гитлер неоднократно отклонял предложения о развертывании бактериологической войны. Таким образом, показания свидетеля доктора Шрайбера можно квалифицировать как заведомо ложные.

Я взял себе за правило говорить правду и одну только правду даже в тех случаях, когда свидетельствовал против самого себя, во всяком случае способствовал установлению истины по всему кругу рассматриваемых вопросов, несмотря на объемы практической деятельности начальника штаба ОКВ.

По завершении процесса мне хотелось бы столь же открыто и беспристрастно высказаться по поводу его главных итогов. В ходе судебного процесса мой защитник сформулировал два принципиальных вопроса — первый из них еще несколько месяцев назад:

«Вы не исключаете такую возможность, что смогли бы отказаться от славы триумфатора в случае успешного завершения войны?»

Я ответил:

«Ни при каких обстоятельствах, а наоборот, почел бы за честь…»

Наконец, второй вопрос:

«Как бы вы поступили, доведись вам оказаться в аналогичной ситуации?»

Я ответил:

«Я бы не позволил втянуть себя в грязную и преступную игру и, скорее всего, избрал бы смерть».

Я готов выслушать приговор Высокого Суда на основании этих двух ответов.