12 великих трагедий

Э, полно, ложной скромности не место

В такой великий миг.

Пер Гюнт

Хоть срок мне дайте…

Я, право, не способен… поглупел…

Бегриффенфельдт

И это говорит тот человек,

Который понял даже мысли сфинкса,

И стал «самим собой»?

Пер Гюнт

В том-то и дело!

«Самим собой» я вообще являюсь;

Но здесь, насколько понимаю я,

«Самим собой» быть – значит отрешиться

от собственного «я»?

Бегриффенфельдт

Ничуть! Ничуть!

Вы ошибаетесь. Напротив, каждый

Является «самим собою» здесь

И более ничем; с самим собою

Здесь каждый носится, в себя уходит,

Лишь собственного «я» броженьем полон.

Здесь герметическою втулкой «я»

Себя в себе самих все затыкают.

Здесь для беды чужой нет слез; вниманья,

Чутья к чужим идеям не ищите;

Мы сами по себе и для себя

Во всем – до мозга самого костей!

В разбеге собственного «я» – на самом

Краю трамплина мы, и если нужен

Нам царь, то это – вы, не кто иной!

Пер Гюнт

Ах, черт меня возьми!..

Бегриффенфельдт

Не падать духом!

На свете все почти вначале ново.

«Я – сам» вперед! Сейчас я вам образчик

Представлю, – первого, кто попадется…

(Мрачной личности.)

А, здравствуй, добрый мой Гугу! Ну что?

По-прежнему с печатью скорби бродишь?

Гугу

А как иначе, если целый род

За поколеньем поколенье мрет

Неистолкованным?

(Перу Гюнту.)

Ты, чужестранец,

Меня желаешь слушать?

Пер Гюнт

Да.

Гугу

Так слушай…

Там в сказочном востоке,

Малабар лежит далекий,

Погрузясь в морские дали.

Там культуру насаждали

Португальцы и голландцы.

Кроме этих чужестранцев,

Были толпы там своих,

Малабарцев коренных.

Но теперь язык их смешан,

К сожалению. А встарь

Там – могуч, свободен, бешен —

Сам орангутанг был царь.

Чужд всех тонкостей культуры,

Только свой язык он знал, —

Как свободный сын натуры,

Завывал лишь да рычал.

Горе! Пришлою ордою

Тот язык сведен на нет.

Ночь нависла над страною

На четыре сотни лет!

Результат же долгой ночи —

Всех природных сил застой.

Вот рычать не стало мочи,

Вот и смолк туземный вой.

Чтобы выразить идею,

К речи нужно прибегать!

Хуже гнета, думать смею,

В свете слыхом не слыхать.

Оставаться самобытным

Хочет, должен «всяк язык», —

Я и встал за первобытный

Наш природный рев и крик.

На него народа право

Отстоять я криком мнил;

Он ведь гордость наша, слава —

Я вопил, что было сил.

Но – увы! – мои страданья

Не сумели оценить.

Друг, ты зришь мои страданья,

Посоветуй, как мне быть?

Пер Гюнт (про себя)

С волками жить – по-волчьи выть, – недаром

Написано.

(Вслух.)

Насколько мне известно,

Мой друг, в лесах, на берегах Марокко,

Живут еще стада орангутангов —

Не истолкованы и не воспеты.

Язык их – малабарщина прямая;

Так вот прекрасный и примерный подвиг —

Туда вам эмигрировать, подобно

Другим великим людям, ради пользы

Туземцев-земляков…

Гугу

Благодарю!

Совет твой принимаю и исполню.

(С важной миной.)

Отверг певца-толковника восток,

Но есть на западе орангутанги!

(Уходит.) Бегриффенфельдт

Ну, не является ль он «сам собою»?

«Самим собой», одним собой он полон;

во всем он, с головы до пят, он сам.

Является «самим собою» в силу

Того, что – вне себя. Сюда подите!

Другого покажу я вам, который

Был тоже с разумом в конфликте прежде,

Но со вчерашней ночи с ним в ладу.

(Феллаху, таскающему за спиной мумию.)

Ну, как дела, царь Апис?

Феллах (дико Перу Гюнту)

Я – царь Апис?

Пер Гюнт (прячась за директора)

Я, к сожалению, не посвящен…

И положенье для меня неясно…

Насколько же могу судить по тону…

Феллах

Так лжешь и ты.

Бегриффенфельдт (феллаху)

Он разъясненья ждет

От вашего величества.

Феллах

Пусть внемлет!

(Обращаясь к Перу Гюнту.)

Ты видишь, кого я ношу за спиною?

«Царь Апис» – при жизни он имя носил,

а ныне он мумией просто зовется,

и мертв он мертвецки, хотя и не сгнил.

Он выстроил все пирамиды Египта,

И сфинкса великого вытесал он,

И с турками, как говорит наш директор,

Вел славные войны, за что был почтен

При жизни еще благодарным народом:

Владыку причислили к лику богов

И статуй ему понаставили в храмах —

Кумиров из золота, в виде быков.

Теперь же во мне возродился царь Апис,

Сомнений в том нет у меня никаких,

А есть у тебя они – живо рассею

Их силой живой доказательств моих!..

Царь Апис со свитой раз был на охоте

И, спрыгнув с коня, удалился на час

От свиты своей на соседнее поле…

А полем-то пращур владел мой как раз.

И это же поле, что царь унавозил,

Вскормило меня своим тучным зерном.

А этого мало – рога-невидимки

Ношу я над царственным этим челом!

Итак, я – царь Апис природный; но люди,

Увы, не хотят признавать мою власть;

Феллахом, не больше, меня все считают,

Так мне ли удел свой жестокий не клясть!

И средство помочь – так поведай же мне!

Скажи, посоветуй, что должен я сделать,

Чтоб Апису стал я подобен вполне?

Пер Гюнт

О, вашему величеству лишь стоит

Настроить пирамид еще, и сфинкса

Еще крупнее вытесать, и войны

Еще славнее с турками вести.

Феллах

Да, хорошо так говорить! Но сделать —

Феллаху бедному, голодной вше?

Мне хижину мою едва под силу

Очистить от мышей да и от крыс…

Давай другой совет – такой, чтоб мне

И ничего не стоило исполнить,

И чтобы уподобился вполне я

Тому, с кем я ношусь всю жизнь мою!

Пер Гюнт

Так вашему величеству пойти бы

Да удавиться; раз уж очутившись

В земле, в естественных границах гроба, —

Мертвецки-мертвым, как и он, держаться.

Феллах

Готовь веревку! За веревку – жизнь!