120 дней Содома, или Школа разврата

Истину говорят, что золото все превозможет; бедняга, которую я отыскала, находилась в крайней нужде, а я предложила ей целых два луидора, вот она и исполнила все, что от нее хотели. Старый подагрик блаженно стонал, чувствуя, как нежный язычок гуляет по его телу, неся облегчение смердящим язвам, и при этом он яростно надрачивал свой член. Вы можете себе представить отвращение этой несчастной, но после окончания процедуры ее ждали новые испытания. Старый пакостник уложил ее на пол, оседлал ее, справил большую нужду прямо ей на грудь и, оттянув ее сосцы, подтерся сперва одним, а потом другим. Однако истечения спермы я так и не увидела, а спустя некоторое время я узнала, что ему для разрядки потребно несколько таких операций. Больше он мне не попадался, так как дважды в одно и то же место он не наведывался никогда.

– По чести сказать, – произнес герцог, – человек этот весьма рационально завершил дело. А мне невдомек было, что бабьи титьки могут оказаться великолепной подтиркой для нашего зада.

– Понятно, – откликнулся Кюрваль, грубо тиская между тем нежнейшие груди Алины. – Да ведь в самом деле ничего нет гнуснее титек. Я просто бешусь, стоит мне только их увидеть. Меня от них воротит, блевать хочется. Отвратительней только п… да может быть.

И с этими словами он, вцепившись в грудь Алины, потащил ее в свой кабинет, прихватив вдобавок двух одалисок из своего сераля – Софи и Зельмиру, да еще Фаншон. Осталось неведомым, чем они там занимались, но вскоре послышался громкий женский крик, а немного спустя завывания, которыми всегда сопровождалось у Кюрваля извержение семени. Наконец, он возвратился, следом шла плачущая Алина, прижимая к груди платок. Однако это происшествие оставило общество невозмутимым, разве что посмеялись немного, и Дюкло возобновила свой рассказ.

– Через несколько дней я сама имела дело с одним старым монахом, у которого причуда оказалась более утомительной для моих рук, но не столь отвратительной. Он подставил мне свои ягодицы, похожие на старый истрепанный пергамент; мне надо было щупать эту задницу, разминать ее, тискать изо всех сил, а уж когда я добралась до самой дыры, тут уж ему все мои усилия казались недостаточными: пришлось оттягивать кожу на этой части тела, тереть, щипать – только от моих усилий зависело извержение его семени. Впрочем, он и сам дрочил себя во все время этой процедуры, а мне даже и не подумал юбку задрать. Впрочем, старикашка, видно, привык к этим манипуляциям: хотя зад у него был висячий, дряблый, но кожа на нем от долгих упражнений прямо-таки задубела.

Назавтра, расхвалив, наверное, среди монастырской братии мою сноровку, он привел ко мне одного из своих товарищей, на чью задницу мне предстояло обрушить всю мощь своих рук. Но этот монах, больший распутник и больший исследователь, предпочитал сперва тщательно исследовать ягодицы дамы, и мой зад был им расцелован, облизан раз десять кряду, а в промежутках он подставлял свою задницу граду моих шлепков. Кожа на его заднице побагровела, и тут воспрянул его член; могу вам признаться, мне не приходилось до сих пор прикасаться к такой увесистой дубине; он вручил ее мне, и одной рукой я его дрочила, а другой продолжала осыпать ударами…

– Если я не ошибаюсь, – вмешался здесь епископ, – мы перешли к главе о пассивной флагелляции.

– Да, монсеньор, – отвечала Дюкло, – и так как мой сегодняшний урок исполнен, то с вашего позволения я перейду к этому виду пристрастий, которому мы посвятим еще многие вечера.

До ужина оставалось еще полчаса, и Дюрсе сказал, что для аппетита он хотел бы принять в себя несколько клистиров. Это сделало некоторое смятение среди женщин, они затрепетали, но приговор был произнесен и обсуждению не подлежал. Тереза, прислуживавшая в этот вечер, заверила, что великолепно проведет процедуру, и тут же перешла к доказательству правоты своих заверений. Как только тощее брюхо финансиста наполнилось, он дал знак Розетте приготовиться. Не обошлось без неловких попыток уклониться от некоторых судорог, но бедной малютке пришлось подчиниться и дважды глотать отвратительную жидкость, которую, однако, как вы легко можете догадаться, она скорехонько изрыгала обратно. К счастью, прозвенел колокол к ужину, а то пытка бы продолжалась. Но новинка эта изменила умонастроение и повлекла к новым забавам. Во время оргии было навалено немало куч на женские груди, и зады потрудились вволю. Герцог всенародно пожирал кал Дюкло, тогда как эта прелестница сосала его, подставляя себя усердным рукам распутника. Сперма герцога лилась обильно, не отставал от него и Кюрваль с Шамвиль, пока с этим не покончили и отправились спать.

День семнадцатый

Страшная антипатия Кюрваля к Констанции проявлялась каждый день. Он проводил эту ночь с ней по особому соглашению с Дюрсе, которому она причиталась, и наутро обрушил на Констанцию всю свою желчь.