120 дней Содома, или Школа разврата

Завершив эту краткую проповедь, герцог сошел с трона, и все слушательницы, за исключением четырех дуэний и четырех рассказчиц, прекрасно понимавших, что им предстоит играть роль жриц, а не жертв, все, повторяю я, кроме этих восьмерых, залились слезами. Герцог, ничуть не тронутый общей печалью, оставил их судачить, строить догадки, плакаться друг дружке, уверенный, что находящиеся при них восемь его шпионок дадут ему полный отчет обо всем. Он провел ночь с Эркюлем, одним из прочищал, ставшим его самым большим фаворитом как любовник, и с маленьким Зефиром, который в качестве любовницы занимал всегда первое место в сердце герцога.

Назавтра, как только пробило десять часов утра, занавес грандиозного действа разврата поднялся, чтобы не опускаться больше до самого конца спектакля, до двадцать восьмого дня февраля.

А теперь, друг-читатель, надобно расположить и твое сердце, и твой рассудок к повествованию, грязнее которого не было за все время существования мира, такой книги ты не сыщешь ни у древних, ни у нынешних авторов. Вообрази, что всякое наслаждение, если оно прилично или предписано тем существам, о котором ты беспрестанно рассуждаешь, не будучи с ним знаком досконально, и которое ты именуешь природой, все подобные наслаждения, говорю, нарочно исключены из этого сборника, а если ты, паче чаянья, встретишься здесь с ними, то они непременно будут сопровождаться каким-либо преступлением или будут приправлены какой-нибудь гнусностью.

Несомненно, многие из тех экстравагантностей, что будут изображены перед тобой, покажутся тебе отвратительными, но среди них непременно найдутся и такие, которые смогут разогреть тебя до такого градуса, что это обойдется тебе не в одну каплю любовного сока. Вот и все, что нам нужно.

Без подробного рассказа, без кропотливого анализа можешь ли ты ждать от нас уверенной догадки о том, что тебе подходит? Это ты волен выбрать одно и отказаться от прочего; другой предпочтет иное, и мало-помалу все займет свои места. Итак, перед тобой рассказ о великолепном празднестве, где приготовлены шесть сотен самых разнообразных блюд для удовлетворения твоего аппетита. Все ли они будут тобой испробованы? Нет, разумеется, но такое неимоверное количество расширит границы твоего выбора, и, прельщенный богатством возможностей, ты не станешь сетовать на угощающего тебя амфитриона. Поступи соответственно: остановись на чем-то и пренебреги остальным, но не осуждай то, что тобой отброшено, только потому, что эти вещи не имели счастья получить твое одобрение. Помни, что другие одобрили их, и будь философом. Что же касается разнообразия этих блюд, будь уверен, что оно существует: приглядись прилежно к тем проявлениям страстей, которые представляются тебе ничуть не отличными друг от друга, и ты увидишь различия между ними; как бы тонки, как бы незначительны ни были эти различия, они должным образом выделяют и характеризуют те или иные виды либертинажа, здесь рассматриваемые и обсуждаемые. К тому же все эти шесть сотен страстей разбросаны по историям четырех рассказчиц: еще одно обстоятельство, о коем читателя должно предуведомить. Мы не хотели докучать читателю монотонным представлением этих страстей, но вставили их в живую ткань рассказа. Но и здесь можно опасаться, что иной малосведущий в материях подобного рода читатель спутает означенные страсти с рассказом о каком-то приключении или просто обыденном случае из жизни рассказчицы; потому-то представление каждой из этих страстей выделено со всевозможным тщанием: на полях проставлены особые значки, под которыми помещены слова, годящиеся для наименования той или иной страсти. Значки эти находятся в одном ряду с тем местом, откуда начинается рассказ о ней. Окончание же рассказа непременно ознаменовано тем, что следующий, не имеющий касательства к данной особенности, фрагмент начинается с красной строки.

Кроме того, обилие персонажей этой своеобразной драмы понуждает нас, несмотря на подробное их описание, данное выше, поместить здесь и особую таблицу, содержащую имя, возраст каждого действующего лица и также беглый набросок его портрета. Читатель, если он затруднится по мере развертывания повествования при встрече с тем или иным героем, может возвратиться к этой таблице или пройти еще дальше к началу, если эскиз в таблице не позволит ему достаточно разобраться, о ком идет речь.

Персонажи романа о Школе Либертинажа

ГЕРЦОГ ДЕ БЛАНЖИ, пятидесяти лет, сложен, как сатир, одарен чудовищным мужским органом и неистовой силой. Его можно рассматривать как представляющего в своем лице все пороки и все преступления. Он убил свою мать, свою сестру и трех своих жен.