– Мужи и братья! Не гневайтесь на меня в том, что не хочу у вас княжить в Новгороде, ибо иду к Чернигову; всяких же гостей ко мне пускайте, и пусть ходят купцы ваши ко мне невозбранно, так же как и мои к вам; и как земля ваша, так же и моя земля.
Новгородцы же об этом прослезились, поскольку любим был ими, и много уговаривали его, и не могли умолить его; и так проводили его со многой честью в Чернигов, одарив многими дарами».
Почему Михаил столь стремительно покинул Новгород? «Народ любил Князя; но Михаил считал себя пришельцем в северной России, – полагал Карамзин. – Выехав из Чернигова в то время, когда Татары приближались к Днепру, он стремился душою к своей отчизне, где снова царствовали тишина и безопасность». Горский считает, что «добровольный отказ Михаила от новгородского княжения и стремление в Чернигов объясняются, скорее всего, тем, что именно в это время черниговский стол освободился и Михаил по праву должен был его занять».
Но, думаю, была и другая причина. Михаил, как мы только что видели, ездил во Владимир и просил Георгия Всеволодовича вернуть хоть часть от того добра, что он увез с собой, соглашаясь на компромисс в Торжке. И великий князь вернул. Но, безусловно, не просто так. Условием, скорее всего, стало согласие Михаила Черниговского вновь уступить новгородский стол владимиро-суздальским князьям. Кузнецов уверен, что «князь Георгий вынудил шурина покинуть Новгород. Так быстро владимирский князь вернул контроль над северной вольницей».
Вскоре после отъезда черниговского владетеля новгородцы вновь послали за братом великого князя Владимирского Ярославом Всеволодовичем. Летопись не сообщает в 1225 году о неких особых условиях прибытия Ярослава – клятвах или уговорах.
Ярослав был вновь полон замыслов продолжения борьбы за Прибалтику. Однако мир новгородцев с Ригой, подтвержденный в 1225 году, связал руки князю в его планах борьбы с крестоносцами и реванша за Юрьев.
Вместо этого ему пришлось зимой 1225/26 года решать более локальные задачи, связанные с жестоким разорением Новгородской земли литовцами, которые воспользовались отсутствием там князя – Михаил ушел в Чернигов, Ярослав еще не явился. «Той же зимой литовцы воевали около Новгорода, и около Торопца, и около Смоленска, и до Полоцка; была рать их велика, семь тысяч, и купцов побили».
В это время новгородское посольство как раз пришло в Переяславль-Залесский, чтобы позвать Ярослава Всеволодовича на княжение. Он со своей дружиной поспешил к Новгороду, соединившись по пути с войсками Владимира Псковского, его сына Ярослава, и брата – Давыда Торопецкого. Объединенная рать устремилась в погоню за литовцами. Новгородцы было собрались поучаствовать в походе, но, дойдя до Руссы, повернули назад.
Первого марта войска Ярослава настигли противника у Усвята. «Увидав же, литва ополчилась против них на озере, – читаем в Лаврентьевской летописи. – Ярослав же, помолившись Богу, поехал на них. Когда же полки сошлись, побежали поганые. Князь же Ярослав силою четного креста и молитвою Святой Богородицы и архангелов Михаила и Гавриила гнался за ними: одних убил, а иных схватил, и князей их схватил, а полон весь отбил, и была радость великая по всем тем землям, освобожденным им от поганых. Был мир потом на многие годы, а сам князь Ярослав, поехав, сел в Новгороде на столе».
Новгородская летопись добавляла, что в той жестокой битве было убито две тысячи литовцев, остальные смогли убежать, а в русских рядах, не считая простых воинов, погибли торопецкий князь Давыд и меченосец самого Ярослава Всеволодовича. А сам Ярослав, придя в Новгород, «не положил того во гнев, что не пошли с ним».
Наследники
Георгий Всеволодович тем временем решительно переключился на дела Южной Руси. Не исключено, что Георгий мог предложить своему шурину Михаилу оставить Новгород в обмен на поддержку его притязаний на Черниговскую землю, где вспыхнула усобица. Во всяком случае, великий князь Владимирский счел необходимым вмешаться в нее на стороне Михаила Всеволодовича.
В Лаврентьевской летописи сказано: «В то же лето князь Георгий Всеволодович с племянниками своими Василько и Всеволодом Константиновичами ходил на помощь Михаилу Всеволодовичу на Олега Курского».
Историк Черниговского княжества Алексей Константинович Зайцев разъяснял суть конфликта: «Что же до черниговской усобицы, то она вспыхнула вскоре после побоища на Калке… Тот факт, что усобица не могла разрешиться без вмешательства крупных, посторонних Черниговской земле дружин, говорит о значительной силе Олега Игоревича Курского. Можно предполагать, что спор шел из-за черниговского стола и что Олег Курский занимал либо новгород-северский, либо, скорее всего, черниговский стол. Во всяком случае, из известных в это время Ольговичей он наиболее вероятный претендент на стол, освободившийся после гибели черниговского Мстислава Святославича. В сражении на Калке (Олегу в ту пору было 49 лет) он, несомненно, второй среди черниговских князей».