13 дверей, за каждой волки

– Тебе не обязательно.

– Я не против.

– Ладно. – Он подставил лейку под кран и, набрав воды, принес Фрэнки. – Не очень тяжелая?

Фрэнки не могла похвастаться такими мускулами, как у Чик-Чик, но была почти такой же сильной. Она со смехом подняла лейку выше плеча:

– Разве она тяжелая?

Он улыбнулся:

– Наверное, не очень.

Он набрал еще одну лейку себе и показал в конец ряда под окнами:

– Надо просто смочить землю. Если поливать слишком обильно, корни загниют.

Он налил немного воды в ближайший горшок:

– Вот так.

Фрэнки кивнула. От запахов цветов, земли и шерстяной одежды Сэма у нее слегка кружилась голова.

– Ты начинай оттуда, а я – отсюда, – сказал он. – Посередине встретимся.

Фрэнки отправилась в конец ряда и стала наливать по чуть-чуть воды под нарциссы.

– Значит, ты поливаешь здесь цветы. А еще чем занимаешься?

– Мы выращиваем рассаду, которую потом перенесем в огород. – Он показал большим пальцем в центр оранжереи, на ряды горшочков, из которых торчали зеленые ростки. – И мы должны расчищать грядки на огороде снаружи: убирать листву, палки и камни. Мы уже посадили первый урожай этого сезона.

– А что вы выращиваете?

– В основном капусту и свеклу. А еще брокколи.

Фрэнки сморщила нос:

– Отец любит капусту. Только он.

– Я люблю капусту.

– Правда?

– Краснокочанную. С яблоками.

– Капуста с фруктами? Это что-то странное.

– Мама так готовила.

– О, – отозвалась Фрэнки, – когда это было?

– Очень давно.

Фрэнки кивнула. Она хотела больше узнать о семье Сэма, но не знала, как спросить. Что бы ни случилось с его матерью, это непременно должно быть что-то печальное. Она обнищала, пропала, умерла, уехала и не вернулась. Фрэнки раз за разом слышала такие истории от других сирот, и эти истории никогда не были счастливыми.

Но если бы Фрэнки спросила, Сэм, может, признался бы, что его мать никуда не делась и абсолютно счастлива, счастлива с тех пор, как отдала его, семилетнего, монахиням. Завести детей было идеей его отца, сказала она, и когда этот сукин сын укатил в неизвестном направлении, то чего ради ей было оставлять мальчишку, особенно если Сэм станет таким же, как его папочка?

Возможно, если бы Фрэнки задала еще вопросы, разные вопросы, Сэм признался бы, что обратил внимание на нее потому, что она – полная противоположность его высокой, бледной и сердитой матери, и неважно, насколько вкусной получалась у нее капуста с яблоками. Фрэнки была маленькой, с темными волосами и темными глазами, слегка раскосыми, как у кошки. И как бы у нее ни было на душе, она всегда выглядела так, словно готова рассмеяться.

Но она не смеялась и не задавала больше вопросов о маме Сэма.

– А что ты любишь из еды кроме капусты? – спросила она.

– О, я ем почти все. Но больше всего люблю пирожные.

– Какие?

– Любые! Шоколадные, клубничные, лимонные. Их теперь пекут так редко.

– Не хватает сахара. Приходится добавлять мед, – сказала Фрэнки.

– Наверное, нужно завести в приюте несколько ульев, тогда у нас будет больше пирожных.

– А ты будешь ухаживать за пчелами?

– Конечно. Почему бы и нет?

– Они жалят.

– Как и монашки, – ответил Сэм. – И монашки жалят больнее.

Фрэнки рассмеялась и полила горшок с чудесными ярко-розовыми тюльпанами.

– Знаешь, когда-то луковицы тюльпанов ценились дороже золота, – сказал Сэм, кивая на цветы. – Давным-давно. В Европе. Люди использовали их как деньги.

– Использовали цветы как деньги?

– Люди верили, что они символизируют любовь и бессмертие. Забавно, потому что цветут они всего несколько дней.

Фрэнки не ответила, потому что слово «любовь» завертелось у нее в мозгу, застучало в висках.

– А это розы. – Сэм показал на зеленые кусты с еще нераспустившимися бутонами. – Розы – родичи фруктов, таких как малина, вишня, персик.

Они становились все молчаливее по мере того, как приближались друг к другу. Сэм тоже был охвачен бурей эмоций. Он хотел рассказать Фрэнки, что будет делать, когда выйдет из приюта. Хотел сказать, что купит участок земли и будет выращивать цветы и фрукты, что у него будут пчелы и собственный маленький домик. Хотел сказать, что по выходным будет играть в оркестре на трубе и возвращаться домой с восходом солнца. Хотел сказать, что война ворвалась в его мечты как кошмар и он иногда просыпается в поту на скомканной постели. Что иногда ему снятся тюльпаны и он не знает, доброе это предзнаменование или дурное.

Фрэнки тоже хотела что-нибудь сказать, что угодно, но слово «любовь» звучало так коротко, а «бессмертие» – так длинно, и она не знала, какое из этих слов может заполнить вечность.

Они молча поливали цветы, пока наконец не встретились бок о бок посреди ряда горшков. Сэм замер, его глаза метались к ее глазам и прочь от них, словно пчелы, которые отказывались кому-то подчиняться, пусть даже исполненным благих намерений молодым людям.