13 разных историй

Вот были новости. Клоун —и вдруг шахматы! Я незаметно оглядывал комнату. На стенах картинки под стеклом, фотографии. Шкаф с книгами— теми же, на какие подписывался мой отец. Кругом полочки с какими-то фигурками и горшочками. Над столом была приколота вся исчерченная карта, на полулежали гантели. . . Ничего интересного, ничего смешного. Вот тебе и на! Никогда бы не подумал, что тут живёт Евгений Ёлкин. А он вдруг посмотрел на меня и спросил :

 — А у тебя тоже нет двоек?

— Нет.

— А троек?

 — Две и по пению.

 — Ну, это ничего. А чем увлекаемся?

 — Как?

 — Как в газетах пишут, в свободное от работы время. Действительно, подумал я, чем мы увлекаемся? Любим футбол и хоккей, читаем книги про шпионов, ходим в кино. . . Я ещё собирал спичечные коробки. Набрал их полный чемодан, но потом надоело и всё выбросил.

Тут Серёгин отец поставил колено на стул и задумался, глядя на доску. Один из Великанов со свистом зевнул, и все трое улеглись у ног хозяина. Серёга потянул меня за рукав, и мы вышли в коридорчик. У Серёги была своя маленькая комната. Там тоже не было ничего особенного. Он показал мне свои книги. Но мог бы и не показывать, потому что я и так знал, какие у него книги. Ведь мы уже полгода ими обменивались. Мы расчертили тетрадки по арифметике и стали играть в военно-морскую игру. Но мне думать не хотелось, и я стрелял, тыча карандашом наугад. Было скучно. Не такого я ждал от дома Елкиных. Я думал, что умру тут со смеху. Про что же я теперь расскажу Лёвке Смакову? Про шахматы, что ли? . .

 — А почему три Великана? — спросил я. — Который настоящий?

 — Все.

 — Как же?

 — А просто так. Отец всех одинаково выдрессировал, и каждая работать может. Часто так и бывает — сперва одна выступает, потом другая. Только старшую Великаном зовут, а те — её дети — Великанчик и Великановка. А главного, первого Великана, у нас уже давно нет. .. Но для публики они все Великаны. Я и сам часто путаю. Только отец даже по голосу угадывает. . .

— Ну, твой ход, стреляй! — продолжал Серёга.

Но в это время нас позвали обедать. Я хотел отказаться. Я вообще люблю обедать только дома, но Серёгина мать — она была невысокая, с короткой причёской — сказала, что всё равно меня так не отпустят, и велела нам идти мыть руки.

Обедали мы в маленькой кухоньке за белым, как вымытая посуда, столом. Серёгин отец пришёл без берета и оказался почти совсем лысым. Он просмотрел газету и отложил её в сторону, потом взял ложку. Расскажи я у нас во дворе, что обедал с самим Евгением Ёлкиным, так бы мне и поверили! Но, правду сказать, этот Ёлкин был совсем не похож на того, циркового, и я уже больше не ждал от него ничего такого.

Вдруг Серёгин отец спросил :

— Кто-нибудь из вас в физике силён?

Мы посмотрели друг на друга.

—  Закон о теле, которому сообщено движение, знаете?  

— Мы этого не проходили, — буркнул Серёга.

—  Так. — Ёлкин-старший кивнул головой и вздохнул, — А мне нужен почти профессор.

Он вдруг проворно, как это делал в цирке, вскочил со стула и убежал, а затем сразу же появился, но уже с карандашом и бумагой в руках.

 —  Понимаете, друзья, я придумал такую историю.

Он быстро нарисовал на листке круг, а в нём — мотоциклетки.

— Мы с Великанчиком несёмся по манежу на мотоцикле. Он на заднем седле, за пассажира. Едем без всяких правил и вдруг. . . препятствие, неизбежна авария. . . Мы оба подлетаем вверх — сальто! А мотоцикл? Он умней нас. Он делает круг почти на месте, а мы с Великанчиком как раз приходим на свои места. Тут мы обнимаемся, радуемся, что остались живы, а машина сама нас везёт под ворота с надписью: «Автоинспекция».

Я громко захохотал. Рассмеялся и Серёга. Улыбнулась его мать.

 —  Смешно?— спросил клоун, поглядев на нас так, будто речь шла о чём-то очень серьёзном.

 —  Пойдёт, — кивнул Серёга.

 —  Сложно... — вздохнул его отец. — Всё тут, понимаешь, против законов динамики. Придётся поломать голову. — Он стал рисовать на листе какие-то кружки и восьмёрки, и тогда только я увидел, что на правой руке его не хватало среднего пальца.

Мы с Серёгой съели компот и вернулись к нему в комнату.

        —  Всегда что-нибудь выдумает, — сказал Серёга. —  И, пока не добьётся, спать не будет. В цирке у нас целая мастерская. Он ведь сам всё делает. И тот мотоцикл, что ты видел, тоже сам сконструировал.

Это были опять новости. Такой чудак и вдруг техник-конструктор ?!

           —  Он учился? — спросил я.

          —  Нет, —  помотал головой Серёга. — У меня все дедушки и прадедушки акробаты были. И отец с шести лет акробатом выступал. Его мало учили. Он сам всему выучился. Они раньше семьёй Карабино назывались. А отец потом сказал: «Буду под своей настоящей фамилией работать». Над ним сперва смеялись: «Что это за ёлки-палки в цирке?!» Теперь все привыкли.

 —  Слушай,— спросил я.— А палец -— это ему на войне оторвало?

 —  Нет, в цирке. Когда он воздушным эксцентриком был. Ему палец аппаратурой зажало. А он до конца номера, чтобы не сорвать выступление, терпел. Ну, потом палец почернел. Ему и отняли два сустава. Отец сказал, что ему этот палец необязателен, и перешёл в ковёрные.

—  Он и тебя клоуном хочет сделать?