Но обо мне остались записи в дворцовых летописях. Меня будут помнить. Это уже что-то. Жить на бумаге. Бесплотным духом бродить между слов.
«В таком случае их отводят к реке, – зачитывает царедворец. – В королевской одежде, расшитой драгоценными камнями. Они заходят в нее и остаются там до тех пор, пока жизнь не покидает их. Тела же их после этого следует в реке и оставить – на корм рыбам».
Кожей я чувствую взгляд ее голубых глаз. Вспоминаю, как ее пальцы когда-то блуждали по моим шрамам.
Мои волосы распущены. Хлещут по лицу. Мои тяжелые одежды тянут плечи вниз. Железо и золото.
Я теперь вешу как две девушки, чьи тела переплетены в страстных объятиях.
И она здесь, рядом, ее золотые волосы и нежная кожа ничуть не изменились за эти месяцы. Я чувствую ее жадный взгляд, застывший на моем холодном теле. Ледяной ветер проникает под мое батистовое платье, пронизывает меня насквозь.
Я высоко держу голову.
Я человек, и у меня есть ценность.
Я познала любовь. И я вся горю этой любовью, и она ослепляет ее. Принцесса встречает мой взгляд. Я вижу, как сплетенная ею паутина лжи медленно распутывается.
Мягкое «ох» – и ее рот плотно закрывается. Я захожу в воду. Один шаг, другой… Течение подхватывает меня и тянет вниз… вниз… вниз…
Красавица и Волшебная доска
Твое сердце выбирает человека, и ты его любишь. Это и безотчетное чувство, и осознанный выбор. Ты растишь свою любовь, как зерно. А если потребуется, то вырываешь росток с корнем, убивая.
Вместе темном и холодном девушка срывает покров с волшебной доски[13]
.Берет ее в руки. Сделана она в форме сердца. В центре – монокль. Маленький диск из стекла. Она прижимает палец к отпечатку на нем. У девушки длинные волосы. Безжизненно лежат на спине, словно у мертвеца. Платье у нее белое. Впрочем, ее платья всегда белые. А ночь – темна. Ее глаза налиты кровью, сеточка сосудов, будто прожилки, рассекающие белоснежный мрамор. Она так устала, так давно и так сильно. Скрежет камня под ногами. В воздухе разносятся чуть слышные звуки, которые испокон веков сопутствуют повседневной жизни людей. Ночью в этом странном месте многое происходит. Всегда. Стены подступают все ближе. Грубые стены кривой башни, что высится над ее головой.
Чтобы создать такую доску, нужно быть настоящим мастером. Дело это непростое. И вот эта доска – она не ее. Получила ее от матери. Или ей кажется, что это было так. Доска лежала в коробке. В широкой и изящно сработанной. Внутри, завернутый в меха, лежал кожаный футляр. А в нем уже, под шелком и кружевами, сама доска. Она оставила и коробку и футляр, и меха и шелка, когда уходила. Мужчинам нравилась ее мать, но это естественно. Все случилось именно так, как и должно было быть, не лучше, но и не хуже. Люди все знали. Знали, что она такое, но не кто. Во всяком случае, до конца ее суть не удалось разгадать никому.
Она росла в замке. Ее воспитывали как леди, вот только ею она на самом деле никогда не была. Также как никогда она не была ребенком, даже в самом раннем детстве.
Бархатные простыни, драгоценности, духи с удушающим ароматом… Коробочки, инкрустированные перламутром. А в них – крошечные руны, хранящие так много смысла, так много знаний. Шелест шелковых ночных рубашек за богатыми расшитыми ширмами, тихие звуки ночи… Быть незаконнорожденной не так-то просто, все, что ей доставалось, – это косые взгляды. А иногда люди и их для нее жалели. Она была невидимкой.
Она провела свое детство, наблюдая за жизнью, забившись в дальний угол или примостившись на высоком подоконнике. Почти всегда она бродила по замку одна, но никогда не бывала одинока.
Она знала это сызмальства. О том, что бывают разные виды жизни. И быть частью этого мира можно по-разному. Наполовину здесь, наполовину там. Медленно скользить между мирами, присасываться к их границе, будто клещ к полнокровному телу. Она впитывала в себя краски других людей, пока не наедалась досыта. Но вскоре опять испытывала мучительную жажду. Пожалуйста, ну пожалуйста, хоть еще один глоток…
Она красива, но сторонится людей. Ее мать знала себе цену и понимала, что красота опасна. Тяжело быть той, на кого приятно смотреть.