1356

Король перекрестился и сказал себе, что Господь сегодня благоволит Франции. Он исповедовался в грехах и получил прощение, и ему был дан знак с небес. Сегодня, думал он, поражение при Креси будет отомщено.

— Что если кардинал устроит перемирие, сир? — прервал его мысли д'Одрам.

— Кардинал может хоть пёрднуть, мне плевать, — отрезал король Иоанн.

Потому что он сделал свой выбор. Англичан загнали в ловушку, и он их перебьет.

Он вышел из дома наружу, где все окрасилось серым в первом свете дня, и положил руку на плечо младшего сына, четырнадцатилетнего Филиппа.

— Сегодня, сынок, ты будешь сражаться рядом со мной, — сказал он. Как и отец, мальчик был закован в сталь с головы до пят. — И сегодня, мальчик мой, ты увидишь, как Господь и Сен-Дени покроют Францию славой.

Король поднял руки, чтобы оруженосец мог повязать вокруг его талии широкую перевязь. Другой оруженосец держал боевой топор с украшенной золотыми ободками рукоятью, а конюх вел прекрасного серого жеребца, на которого взобрался король.

Он будет драться пешим, как и остальные, но сейчас, когда заря обещала наступление еще одного солнечного дня, важно было, чтобы воины увидели своего короля.

Он поднял забрало, вытащил отполированный меч и высоко поднял его над своим шлемом с голубым плюмажем.

— Знамена вперед, — приказал он, — и разверните орифламму.

Потому что Франция собиралась сражаться.

Принц Уэльский, как и король Франции, провел большую часть ночи, надевая доспехи. Его воины провели ночь в строю, под своими знаменами. Они уже сутки стояли в боевом порядке и теперь, на заре, ворчали, потому что им хотелось есть, пить и отдохнуть в комфорте.

Они знали, что вчера битва вряд ли бы состоялась, это было воскресенье, а священнослужители объявили его церковным перемирием, но все равно ожидали в строю, на случай, если враг предательски нарушит перемирие. Но сегодня настал понедельник. В войсках расползлись слухи.

Во французской армии двенадцать тысяч человек, пятнадцать тысяч, двадцать. Принц капитулировал перед Францией или устроил перемирие, но несмотря на эти слухи, приказов ослабить бдительность не поступало.

Они ожидали в строю, все, кроме тех, что отправились обратно в лес, чтобы опорожниться. Они наблюдали за линией горизонта на севере и западе в поисках врага, но было темно и не заметно никакого движения.

Среди ожидающих людей ходили священники. Они читали мессу, предлагая воинам хлебные крошки и отпущение грехов. Кое-кто из воинов жевал комья земли. Из земли они вышли, в землю и уйдут, и поедание земли было старым суеверным ритуалом перед битвой.

Воины дотрагивались до своих талисманов, молились святым покровителям и отпускали шуточки, как обычно перед битвой.

— Держи забрало поднятым, Джон. Проклятые французы увидят твою рожу и разбегутся как зайцы.

Они смотрели, как тусклый свет разгорается все ярче и в мертвый мир возвращаются цвета. Они разговаривали о прежних битвах.

Пытались скрыть нервозность. Они часто отлучались, чтобы помочиться, в животе у них урчало. Они так хотели выпить вина или эля, их глотки пересохли.

Французов было двадцать четыре тысячи, тридцать тысяч, сорок тысяч! Они смотрели, как командиры верхом на лошадях встречаются в центре боевого строя.

— С ними то все в порядке, — ворчали воины. — Кто убьет проклятого принца или графа? Они просто заплатят чертов выкуп и отправятся обратно к своим шлюхам. Это мы — те проклятые Богом ублюдки, которые должны умереть.

Воины думали о женах, детях, шлюхах и матерях. Мальчишки подносили пучки стрел лучникам, стоявшим по бокам.

Принц наблюдал за холмом на западе и никого там не видел. Спят ли французы?

— Мы готовы? — спросил он сира Реджинальда Кобэма.

— Одно ваше слово, сир, и мы можем отправляться.

То, что хотел сделать принц, было одной из самых трудных вещей, которую мог предпринять командующий. Он хотел сбежать, находясь под боком у врага.

Он не получил никаких известий от кардиналов и сделал вывод, что французы будут атаковать, так что его войскам придется сдерживать их, пока обоз и авангард будут переходить через Миоссон и продвинутся дальше.

Если ему это удастся, если он сможет перевезти обоз через реку, а потом отступить, шаг за шагом, постоянно отражая атаки врага, то он сможет выиграть день пути, может, и два, но опасность, чудовищная опасность, заключалась в том, что французы могли загнать в ловушку половину армии на берегу и уничтожить ее, а потом догнать остальных и тоже их перерезать.

Принц должен был сражаться и отступать, отступать и сражаться, не подпуская врага врага близко, при сокращающемся числе воинов. При мысли об этом риске он перекрестился, а потом кивнул сиру Реджинальду Кобэму.

— Отправляйтесь, — велел он, — пусть обоз начнет движение! — решение было принято, игральные кости покатились. — А ты, милорд, обратился он к графу Уорику, — твои люди будут охранять место переправы?

— Да, сир.

— Да пребудет с вами Бог.

Граф и сир Реджинальд поскакали на юг, а принц, в великолепии королевских цветов восседающий на высоком вороном коне, медленно последовал за ними. Его красивое лицо обрамляла сталь.