1356

— Почему? — наконец спросил он.

Он почувствовал, что сир Реджинальд пожал плечами.

— Если мы будем драться, — сказал старый воин, — то, скорее всего, проиграем. Мы думаем, что у них, возможно, десять тысяч человек, то есть намного больше, чем у нас, мы истощены, у нас нет припасов, а у проклятых французов куча всего.

Значит, если мы будем сражаться, то обречем множество добрых англичан и гасконцев на смерть, а принц не желает иметь такое на своей совести. Он достойный человек. Возможно, слишком падок на женщин, но кто может винить в таком мужчину?

Томас улыбнулся.

— Я знал одну из его женщин.

— Правда? — сир Реджинальд выглядел удивленным. — Которую? Бог свидетель, их было предостаточно.

— Ее звали Жанет. Графиня Арморика.

— Ты знал ее? — он по-прежнему был удивлен.

— Я часто гадаю, какова была ее судьба.

— Она умерла, упокой Господь ее душу, — грустно отозвался сир Реджинальд, — и ее сын тоже. Чума.

— Боже мой, — сказал Томас и перекрестился.

— Откуда ты ее знал?

— Я помог ей, — туманно выразился Томас.

— Теперь я вспомнил! Ходили слухи, что она сбежала из Бретани с английским лучником. Это был ты?

— Это было очень давно, — уклончиво ответил Томас.

— Она была красавицей, — с тоской произнес сир Реджинальд. На мгновение он замолчал, а когда заговорил снова, его голос звучал резко. — Сегодня произойдет одно из двух, сир Томас.

Первое — ты услышишь семь протяжных гудков, и если у тебя есть благоразумие, то впрыгнешь в седло и поскачешь как дьявол, чтобы сбежать от кардинала. А второе? Французы решат, что выиграют больше, сражаясь с нами, и это значит, что они атакуют.

А если это произойдет, то я хочу, чтобы обоз переправился через реку. Проклятым французам обычно нужно несколько часов, чтобы подготовиться к битве, так что у нас есть шанс ускользнуть до того, как они об этом узнают. А чтобы сбежать, нам нужен брод. Ты получишь подмогу, если они соберутся драться, но мы с тобой прекрасно знаем, что во время битвы ничто не идет по плану.

— Мы удержим брод, — ответил Томас.

— И я попрошу отца Ричарда прийти сюда до зари, — сказал сир Реджинальд, направляясь обратно к лошади.

— Отца Ричарда?

Заскрипела кожа, когда сир Реджинальд забирался в седло.

— Это один из капелланов графа Уорика. Ты ведь хочешь прослушать мессу?

— Если будет битва, то да, — ответил Томас, а потом помог сиру Реджинальду со стременами. — А по-твоему, что произойдет утром?

Лошадь сира Реджинальда топталась на дороге. Седок находился в глубокой тени на фоне черного неба.

— По-моему, мы капитулируем, — сухо ответил сир Реджинальд. — Да поможет мне Бог, но именно так я считаю, — он развернул коня и направился к холму.

— Ты можешь разглядеть дорогу, сир Реджинальд? — спросил Томас.

— Лошадь может. Хоть у одного из нас должна быть толика здравого смысла, — он цокнул языком, и лошадь ускорила шаг.

Казалось, что ночь никогда не кончится. Стояла полная темнота, а с ней пришло чувство уныния, которое обычно возникает в такие ночи. У неглубокого брода шумела река.

— Тебе нужно попытаться поспать, — сказала Женевьева, удивив Томаса. Она перешла через брод, чтобы присоединиться к нему на северном берегу.

— Тебе тоже.

Я принесла тебе это.

Томас взял из ее рук лук и ощутил его знакомую тяжесть. Тисовый лук высотой с человеческий рост, прямой как стрела и утолщающийся к середине. Он ощутил, какая гладкая у него поверхность.

— Ты натерла его? — спросил Томас.

— Сэм дал мне остатки своего ланолина.

Томас провел рукой по луку. В центре, где покоилась стрела до того, как тетива посылала ее в смертоносный полет, он ощутил маленькую серебряную пластину. На ней было выгравировано странное животное, держащее кубок — эмблема обесчещенной семьи Вексий, его семьи. Накажет ли его Господь за то, что бросил Грааль в холодные морские воды?

— Должно быть, ты замерзла, — произнес он.

— Я подняла юбку, — ответила она, — а брод неглубок, — она села рядом и положила голову ему на плечо. Некоторое время оба молчали, просто устремив взор в темноту. — Так что же произойдет завтра? — спросила она.

— Уже сегодня, — уныло произнес Томас. — И это зависит от французов. Либо они примут предложение церкви, либо решат, что им лучше победить нас в битве. А если они примут предложение, мы поскачем на юг.

Он не сказал ей, что его имя в списке тех, кого заберут в качестве заложников.

— Убедись, что лошади оседланы. Кин тебе поможет. Они должны быть готовы до рассвета. И если услышишь семь звуков горна, значит, мы отправляемся. Поедем быстро.

Он почувствовал, что она кивнула.

— А если горн не протрубит? — спросила она.

— Тогда французы придут убивать нас.

— Сколько их?

Томас пожал плечами.

— Сир Реджинальд считает, что у них около десяти тысяч человек. Точно никто не знает. Может, больше, может, меньше. Много.

— А у нас?

— Две тысячи лучников и четыре тысячи латников.

Женевьева замолчала, и он предположил, что она размышляет о неравной численности армий.

— Бертийя молится, — произнесла она.

— Полагаю, многие сейчас молятся.

— Она стоит на коленях у креста, — сказала Женевьева.

— У креста?