— Похоже, что проклятые шотландцы нарушили перемирие. Королю в Англии нужна каждая стрела.
— Он потеряет Гасконь, если не пришлет стрел, — заявил Томас.
— Томас из Хуктона! — всадник подогнал лошадь ближе к Томасу.
Томас снова его проигнорировал.
— У вас были какие-нибудь проблемы по дороге, Саймон? — спросил он лучника.
— Никаких.
Томас прошел мимо всадника к большой повозке и забрался на нее, где использовал рукоять ножа, чтобы сбить крышку бочки. Внутри находились стрелы.
Они были сложены довольно свободно, чтобы не повредить оперение, иначе стрелы не полетели бы в нужном направлении. Томас вытащил пару и осмотрел ясеневое древко.
— Выглядят неплохо, — нехотя вымолвил он.
— Мы выпустили пару дюжин, — сказал Саймон, и они летели прямо.
— Ты Томас Хуктон? — рыцарь белой розы подтолкнул своего боевого коня к повозке.
— Я поговорю с тобой, когда буду готов, — ответил Томас по-французски, а потом снова перешел на английский. — Тетивы, Саймон?
— Целый мешок.
— Хорошо, — произнес Томас, — но только тридцать четыре бочки? — одной из его постоянных забот была поставка стрел для его устрашающих лучников.
Он мог сделать новые луки в Кастийоне д'Арбизон, потому что местные тисы были достаточно хороши для изготовления длинного лука, и Томас, как и дюжина его людей, достаточно хорошо умел делать луки, но никто не знал, как сделать английские стрелы.
Они выглядели довольно простыми: ясеневое древко, заканчивающееся стальным наконечником и оперенное гусиными перьями, но рядом с городом не было ясеней, постриженных в виде поллардов, а кузнецы не умели делать наконечник-шило, который способен пробить доспехи, и никто не знал, как сварить клей для оперения.
Хороший лучник мог выпускать пятнадцать стрел в минуту, и во время любой небольшой стычки люди Томаса могли выпустить десять тысяч за десять минут, и хотя некоторые стрелы можно было использовать повторно, многие ломались во время сражения, так что Томас был вынужден покупать им замену из тех сотен тысяч стрел, что отправлялись из Саутгемптона в Бордо, а затем распределялись по английским гарнизонам, которые охраняли земли короля Эдуарда в Гаскони.
Томас положил крышку бочки обратно.
— Этого хватит на пару месяцев, — сказал он, но видит Бог, нам нужно больше, — он посмотрел на всадника. — Кто ты такой?
— Меня зовут Роланд де Веррек, — ответил тот. Он говорил по-французски с гасконским акцентом.
— Я слышал о тебе, — сказал Томас, что было неудивительно, потому что о Роланде де Верреке говорили по всей Европе.
Не было лучшего бойца в турнирах. И, конечно, существовала легенда о его девственности, вызванной явлением Девы Марии.
— Хочешь присоединиться к эллекенам? — спросил Томас.
— Граф Лабруйяд поручил мне миссию… — начал Роланд.
— Этот жирный ублюдок наверняка тебя обманывает, — прервал его Томас, — и если ты хочешь поговорить со мной, Веррек, сними этот проклятый горшок со своей головы.
— Милорд граф приказал мне… — начал Роланд.
— Я велел тебе снять проклятый горшок с головы, — снова прервал его Томас. Он забрался на повозку, чтобы проверить стрелы, но также и потому, что оттуда мог смотреть на всадника сверху вниз.
Всегда не очень приятно иметь дело со всадником, стоя на земле, но теперь в неприятном положении находился Роланд. Несколько людей Томаса, у которых присутствие незнакомца вызвало любопытство, вышли из открытых ворот замка. Среди них была Женевьева, держащая за руку Хью.
— Ты увидишь мое лицо, — произнес Роланд, — когда примешь мой вызов.
— Сэм! — прокричал Томас в сторону крепостного вала. — Видишь этого идиота? — он указал на Роланда. — Будь готов выпустить стрелу ему в башку.
Сэм ухмыльнулся, положил стрелу на тетиву и наполовину натянул ее. Роланд, не понимая сказанного, взглянул вверх, в ту сторону, куда крикнул Томас. Ему пришлось поднять голову, чтобы рассмотреть угрозу через прорези для глаз в своем шлеме.
— Это стрела из английского ясеня, — сказал Томас, — чей конец сделан из дуба, а стальной наконечник остер как игра. Она вонзится через твой шлем, проделает аккуратную дыру в черепе и остановится в той пустоте, где у тебя должны быть мозги. Так что либо ты станешь целью, по которой может попрактиковаться Сэм, либо снимешь этот проклятый шлем.
Шлем был снят. Первое впечатление Томаса — ангельское лицо, спокойное и голубоглазое, обрамленное белокурыми волосами, смятыми подкладкой шлема, так что эта копна волос была как шапка плотно прижата к черепу, а по бокам локоны топорщились непокорными кудрями.
Это выглядело так странно, что Томас не мог не засмеяться. Его люди тоже смеялись.
— Он выглядит, как фокусник, которого я видел на ярмарке в Таучестере, — сказал один из них.
Роланд, не понимая, над чем смеются люди, нахмурился.
— Почему они насмехаются надо мной? — спросил он негодующе.
— Они думают, что ты фокусник, — ответил Томас.
— Ты знаешь, кто я, — сказал Роланд высокомерно, — и я пришел, чтобы бросить тебе вызов.
Томас покачал головой.
— Мы не устраиваем здесь турниров, — объяснил он. — Когда мы деремся, то деремся по-настоящему.