1356

— Томас из Хуктона! — окликнул англичанина рыцарь. Голос его был приглушён шлемом.

Томас не обратил на окрик внимания. Кивнув на телегу, осведомился у лучника:

— Сколько бочонков?

— Тридцать четыре.

— Тридцать четыре? — с неудовольствием переспросил Томас, — Нам надо сто тридцать четыре!

Лучник пожал плечами:

— Шотландцы зашевелились вроде. У короля в Англии на счету каждая стрела.

— Без стрел мы ему Гасконь не удержим.

— Томас из Хуктона! — рыцарь послал лошадь ближе к чёрному командиру.

Тот ухом не повёл:

— Добрались без приключений, Саймон?

— Без.

Томас кивнул, залез на телегу, вышиб рукоятью ножа донце одного из бочонков. Внутри аккуратно, так, чтобы при перевозке не мялось оперение, были уложены стрелы. Томас достал две штуки, покрутил перед глазами, проверяя, прямые ли древки:

— На вид неплохи.

— Пару дюжин мы отстреляли. Нормальные, — подтвердил Саймон.

— Ты — Томас из Хуктона? — рыцарь подъехал вплотную к телеге.

— До тебя дойдёт черёд, — бросил ему по-французски Томас и вновь перешёл на английский, — Что с тетивами, Саймон?

— Целый мешок.

— Отлично. Не отлично, что стрел всего тридцать четыре бочонка.

Стрелы были предметом постоянных забот Хуктона. В окрестностях Кастильон д’Арбезона росло достаточно тисов, из ветвей которых сам Томас и ещё полдесятка стрелков могли смастерить замену изношенным или сломанным лукам, но со стрелами так не получалось. Стрела — штука, на первый взгляд, простая: палка с металлическим наконечником и перьями, но это лишь на первый взгляд. Местные кузнецы не умели ковать наконечники нужной формы, ясеней здесь днём с огнём не отыщешь, как и мастеров, сведущих в искусстве варить клей для крепления оперения. А требовалось стрел много. Хороший лучник в минуту делал пятнадцать выстрелов, и в схватке бойцы Томаса за десять минут могли выпустить десять тысяч стрел. Стрелы собирали и использовали повторно, но немало из них ломались и тупились, так что Томас был вынужден постоянно докупать новые в Бордо, куда из Саутгемптона шёл непрерывный поток боеприпасов для английских войск в Гаскони. Томас вернул крышку бочонка на место:

— Этого хватит нам на месяц — два, — вздохнул он и повернулся к рыцарю, — Ты что за ком с горы?

— Моё имя Роланд де Веррек, — в его французском Томас различил гасконский акцент.

— Я слышал о тебе, — Хуктон с интересом взглянул на закованного в железо всадника.

Имя его гремело по Европе. Роланд де Веррек был известен, как победитель бесчисленных схваток и девственник, осенённый благодатью Девы Марии.

— Хочешь присоединиться к эллекинам? — предположил Томас.

— Граф Лабрюиллад обличил меня высокой миссией… — начал Роланд.

— Жирный ублюдок навешал тебе лапши на уши, — оборвал его Томас, — А если ты хочешь со мной говорить, сперва скинь железный горшок с башки.

— Господин граф поручил мне…

— Шлем сними, — опять потребовал Томас.

На телегу он взобрался не столько ради проверки стрел (Саймону он доверял), сколько ради того, чтобы не говорить с конным чужаком снизу вверх. Не любил он вести беседы, задрав голову. Стоя на телеге, Томас был выше конного де Веррека, и его это устраивало. Десяток эллекинов высыпал из ворот замка. Вышла Женевьева с Хью.

— Ты узришь моё лицо, — напыщенно забубнил де Веррек, — когда примешь мой вызов.

— Сэм! — крикнул Томас лучнику на стене замка, — Видишь этого придурка? Будь готов угостить его стрелой в башку!

Сэм, осклабясь, наложил на тетиву стрелу. Роланд, не поняв ни слова, проследил взгляд Хуктона и закрутил головой, силясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь узкие смотровые щели шлема.

— Стрела из доброго английского ясеня, — по-французски оповестил гасконца Томас, — утяжелённая дубовой вставкой на конце, с тонким, как шило, бронебойным наконечником, прошьёт и твой шлем, и твой череп. Будь у тебя мозги, она застряла бы в них, а так, вероятно, стрела пройдёт навылет. Выбирай сам: или снимешь свою жестянку, или Сэмми попробует её на прочность стрелой.

Роланд выбрал первое. Томас увидел молодого человека с ангельским лицом и голубыми глазами. Светлые кудри были примяты шлемом на макушке и торчали по бокам так уморительно, что Томас расхохотался. Его люди тоже. Один из них, превозмогая смех, выдавил из себя:

— Он смахивает на бродячего жонглёра, которого я видал раз на ярмарке в Таучестере.

Роланд насупился:

— Почему они смеются?

— Считают тебя шутом гороховым, — ответствовал Томас.

— Как бы то ни было, — ледяным тоном произнёс Роланд, — Вам известно, кто я такой, и я имею честь вызвать вас на поединок.

Томас отрицательно мотнул головой:

— К турнирам мы здесь непривычны. Если сражаемся, то сражаемся всерьёз.

— Господин граф Лабрюиллад требует, чтобы вы вернули ему супругу.

— Писание учит нас, что пёс всегда возвращается на свою блевотину. Так что сучка твоего господина вольна вернуться к нему, когда ей заблагорассудится. Твоя помощь ей не требуется.

— Она — женщина, — резко возразил Роланд, — Её дело — подчиняться, а не рассуждать, в чём она вольна или не вольна.

Томас кивнул на замок:

— Кто распоряжается в этих стенах, по-твоему? Я или господин граф?

— Вы. В данный момент.