Жёлуди трещали под подошвами. В ветвях дубов виднелись мотки омелы. Кин с Томасом шли к западному краю леса, и среди дубов начали попадаться орехи, дикие груши и можжевельник.
— Болтают, — сказал Томас, — что стрелой из омелы невозможно промахнуться.
— Интересно, как из омелы можно стрелу сделать? Это же не дерево, не куст, а дурацкое переплетение веток.
— Ну… выйдет очень короткая стрела.
Волкодавы ирландца бежали впереди, кружа и принюхиваясь.
— От голода они не умрут, — хмыкнул Кин.
— Ты их кормишь?
— Сами кормятся.
Они вышли из леса, протопали по лужку туда, где склон холма мягко переходил в речную долину, затопленную серебристой дымкой, из которой торчали верхушки деревьев. Где-то там, на дороге к броду, ночевал обоз. Западнее долины была ещё одна низинка. В Дорсете, подумал Томас, такие зовут «ложбинами». Ближайший склон покрывали виноградники, дальний, распаханный, полого переходил в широкое плоское плато.
— Где французы? — поинтересовался Кин.
— Бог весть. Близко.
— С чего ты решил?
— Тихо!
Ирландец умолк, и Томас ясно расслышал отдалённое пенье трубы. Он различил его мигом раньше, но решил, что ему чудится. Псы навострили уши, обратившись к северу. Томас пошёл на звук.
Англичане и их гасконские союзники разбили лагерь среди деревьев на широком некрутом косогоре высокого холма, с севера обрезанного рекой Миоссон.
Реши принц отступать и далее, через неё пришлось бы переправляться. Западнее имелся брод, а у аббатства — мост, но ни тот, ни другой не обеспечили бы достаточной скорости переправы целой армии, а риск подвергнуться нападению французов в момент, когда половина войска на одном берегу, а половина на другом, был велик. Так что, вероятно, отступление закончилось. Наверно. В пользу последнего говорило также то, что по краю леса на вершине были врыты стяги. Они тянулись с юга на север, отмечая места сбора латников. Труба не умолкала, и на её звук из леса стали выбираться англичане с гасконцами, тревожась, не знаменует ли протяжный вой атаку? Томасу бы надлежало идти к развевающемуся южнее флагу герцога Уорвика, вместо этого он продолжал идти на север. Ложбина находилась слева, круто обрываясь в Миоссон, там же, где шли Томас с Кином, уклон был почти незаметным. Лучник со студентом миновали чёрное с тремя белыми перьями знамя принца Уэльского. Склон, хоть и пологий, проходимостью похвастать не мог. Кроме рядов подвязанных лоз, его перегораживали живые изгороди с двумя проломами, в которые уходили глубоко прорезанные в грунте колеи тележных колёс. Из прорех выглядывали лучники. Ближайшие английские стяги трепыхались за их спинами шагах в пятидесяти.
Кин настороженно поглядывал на подтягивающихся из-за деревьев бойцов. Бойцов в латах и кольчугах, с топорами и клевцами, мечами и алебардами.
— Что, драка наклёвывается? — обеспокоился ирландец.
— Что-то определённо происходит, — нахмурился Томас, — Только что?
Труба провыла совсем близко. Лучники озаботились натянуть на луки тетивы и втыкали в землю перед собой стрелы, готовясь, на всякий случай, вести огонь.
— Оттуда звук идёт, — указал Кин на западный холм.
Томас там никого не видел пока. Двое всадников в ливреях принца Уэльского выехали сквозь одну прореху в живой изгороди и встали лицом на запад. Под стягами на опушке, похоже, уже собралось всё англо-гасконское воинство, и Томас начал подумывать о том, чтобы всё-таки двинуться к знамени Уорвика, но тут труба вновь подала голос — три протяжные ноты. Едва затихла последняя, на плоском холме с запада появился конник. До него было с полкилометра, может, больше. Облачённый в яркую хламиду, всадник поднял над головой белый жезл.
— Герольд, — определил Томас.
Последовала заминка, на протяжении которой герольд неподвижно сидел в седле, глядя на занятый англичанами бугор.
— Чего он ждёт? — спросил Кин.
— Нашего герольда, — предположил Томас.
Раньше, чем объявился английский герольд, за спиной всадника с жезлом в тумане вырисовалась группа конных, возглавляемая тремя облачёнными в красное фигурами.
Томас присвистнул:
— Ого! Целых три кардинала!
Кроме князей церкви, группу составляли священнослужители рангом ниже и шестеро латников. Одного из кардиналов, Бессьера, Томас узнал по объёмистому брюху и от души пожалел кардинальского коня.
Группа остановилась рядом с герольдом. От неё отделился и выехал кардинал. Не Бессьер. Одинокая фигурка в красном пустила лошадь по петляющей промеж рядов лоз тропке к проломам в изгороди.
— Расступись! С дороги! — послышалось сзади, и Томас обернулся.
Латники в королевских цветах прокладывали путь в толпе солдат для принца Уэльского. Бойцы при виде предводителя опускались на одно колено.
Принц трусил на сером жеребце, одетый в гербовое сюрко поверх кольчуги и с шлемом, увенчанным тонкой короной на голове. Заметив приближающегося кардинала, Эдуард сдвинул брови:
— Сегодня воскресенье, не так ли?
— Да, Ваше Высочество.
— Наверно, спешит благословить нас, парни! — громко объявил принц.