1356

— Покоя ей здесь не будет.

— Похоже на то. А ты, что же, хочешь покоя для «Ла Малис»?

Томас помолчал.

— Я — не Тёмный паладин, — наконец, разомкнул он уста, — Мои предки были катарами, я не катар. Но, как ни странно, наши цели совпадают. Так же сильно, как Тёмные паладины, я не хочу, чтобы «Ла Малис» стала орудием их врагов.

— И что ты намерен делать?

— Прежде всего отнять её у балбеса Скалли.

Томас вернулся в собор. Он был пуст. Большинство свечей догорели. Брат Фердинанд заглянул в каменный гроб за престолом. Томас подошёл тоже. Святой Жюньен лежал, сложив на груди иссохшие руки с зажатым в них деревянным крестом. Изжелта-коричневая кожа туго обтягивала кости черепа. Из-под сморщенных губ выступали жёлтые зубы. Глаза провалились.

— Покойся в мире, — прошептал брат Фердинанд, касаясь тонких пальцев святого.

Повернувшись к Томасу, доминиканец спросил:

— Отнимешь «Ла Малис» у Скалли, а дальше?

— Спрячу.

— Где?

— Там, где её никто вовек не найдёт.

В дверях собора показался сэр Реджинальд Кобхэм. Увидев Томаса, он обрадовано махнул ему рукой:

— Сэр Томас? Где запропастился? Ты с нами?

Томас двинулся к нему. Брат Фердинанд крепко схватил его за плечо:

— Обещаешь?

— Что?

— Что спрячешь?

— Клянусь на мощах святого Жюньена.

Он повернулся и положил правую ладонь на лоб почившему святому. Кожа наощупь походила на тонкий пергамент.

— Клянусь, что приложу все силы отыскать и скрыть «Ла Малис» от мира на веки вечные. И пусть святой Жюньен ходатайствует перед Господом о неизбывных адских муках для меня, буде я нарушу эту клятву.

Монах удовлетворённо кивнул:

— Буду молиться за тебя.

— Молиться?

Брат Фердинанд виновато улыбнулся:

— Ведь ты делаешь то, что должен был сделать я. А я вернусь в Матаме. Подходящий уголок встретить смерть, — он тронул Томаса За плечо, — Благословляю тебя.

— Сэр Томас! — нетерпеливо крикнул Кобхэм.

— Иду, сэр Реджинальд!

Томас вышел следом за Кобхэмом во дворик, где с трудом уместились две телеги, на которые лучники грузили разнообразную снедь из хранилищ обители: сыр, зерно, бобы, сушёную рыбу.

— Мы вроде как в арьергарде, — объяснил Томасу сэр Реджинальд, — И ни черта это не означает, потому что сейчас армия принца плетётся за нами, а не мы за ней. Принц на холме.

Он кивнул на опушенный лесом чёрный силуэт бугра:

— А французы за холмом. Где, Бог весть, но чертовски близко.

— Будет сражение?

— Не знаю. Думаю, что принц настроен поскорее добраться до Гаскони. С едой у нас плохо. Если мы тут пробудем пару дней — обожрём, как саранча, всё до голой земли. А южнее не сунешься — там французы, спят и видят, как бы нас подловить. Завтра нам предстоит та ещё работка. Будем переправлять лошадей и телеги через реку, а французы где-то рядом. Это что, вино? — Кобхэм затронул лучника, ставящего на воз бочонок.

— Да, сэр Реджинальд.

— Много его?

— Ещё шесть бочонков.

— Не вздумайте приложиться к ним под предлогом «мы только попробуем». Известно мне, как вы пробуете!

— Что вы, сэр Реджинальд! Не первый день нас знаете.

— В том-то и дело, что не первый день, — буркнул Кобхэм, поворачиваясь к Томасу, — Вино нам для лошадей пригодится.

— Для лошадей?

— Воды на холме нет, животин жажда мучает. Мы им вино даём. Конечно, наутро их будет пошатывать, но мы же всё равно дерёмся пешими, — он замер, как вкопанный, — Боже, что за красотка!

Томас решил, что внимание Кобхэма привлекла Бертилья, болтающая о чём-то с Женевьевой, но следующий вопрос старого солдата показал, что лучник ошибся:

— С глазом-то у неё что?

— Один из попов кардинала ослепить пытался.

— Христос! Много же злобных поганцев пригрела церковь. И таких гнид присылают радеть о мире?

— У меня сильное подозрение, что главным условием мира, которого добивается папа, должен быть принц Уэльский, сидящий в клетке у французского короля.

— Ха, это мы ещё посмотрим, кто у кого в клетке сидеть будет! Посмотрим, подерёмся и победим. Хочу ещё разок полюбоваться, как наши лучники нанижут французских хвастунов на добрые английские стрелы.

Томасу вспомнилась стрела, без вреда ударившаяся о нагрудник Скалли, и настроение у него испортилось. Тысячи стрел изготавливались в Англии, и сколько из них имели такие же дерьмовые наконечники?

Сколько из них подведут в сражении, которое, если верить сэру Реджинальду, было не за горами?

Королю не спалось. Ужинал он с сыновьями, старшим, дофином, и младшим, Филиппом. Менестрели исполняли баллады о былых победах, король слушал их вполуха, рассеянно ковырялся в тарелке, был молчалив и погружён в невесёлые размышления. Оставшись один, он вышел в сад у каменного дома, выбранного под штаб-квартиру. Вокруг, в деревне, имени которой король не запомнил, и за её пределами слышались голоса, горели костры. Солдаты смеялись, играли в кости. Иоанну как-то рассказывали, что принц Уэльский — заядлый игрок. Чем занят принц в этот поздний час? Играет? Удачно ли?