14.300

Денис подстраивал маленькой ручкой частоту, стараясь сделать сигнал чище. Теперь он слышал в голосе Луки взрослые нотки, какую-то особую, должно быть морскую, не то хрипотцу, не то глушинку, показывающую, что это не обычный мальчик из городской школы. «Один этот голос сразу поставит тебя выше всех во дворе» – подумалось Денису.

Они проговорили ещё четверть часа: Денис рассказал о рыбалке. Оказалось, что Лука не знает такой рыбы – ротанов. В районе Павловского Посада, где находились дачи и откуда сейчас посылал в атмосферу сигналы дедушкин передатчик, ротаны считались бросовой рыбой, рыбой-сорняком. Но Денис рассказывал о них, как о местной диковине, достопримечательности. Рассказывал о том, что во время хорошего клёва они хватают даже голый крючок, что попадаются ротаны с другим ротаном внутри, что могут они долгое время прожить без воды. И Лука его слушал! Денис не мог знать, насколько интересны настоящему юнге с морским голосом рассказы школьника про ротанов, но раз слушает, отвечает, удивляется – значит, интересны?

– Мне пора, спасибо за связь, приём, – среди помех голос Луки зазвучал, как будто, более напряжённо.

– Тебе спасибо! Ты когда здесь будешь? Приём.

– Обычно в двадцать часов по Москве, двойка-ноль по Москве, на этой частоте, приём.

– Я буду! Приём!

– Хорошо. Конец связи!

– Конец связи! Приём! – Денис быстро записал частоту посередине листа с недорисованным кораблём. Хотелось кому-нибудь рассказать, какой у него теперь есть друг, и одновременно хотелось сохранять это в тайне. Хотелось сладкого чая с галетами.

Глава 4. Помеха

Если бы кто-нибудь в те июньские дни сказал радиолюбителям, что на частоте 14.300 спокойно общаются голосом два абонента, их удивлению не было бы предела: для всего остального мира здесь раздавалось лишь грозное, тревожное гудение. Ниже по диапазону можно было подслушать в эфире такой разговор:

– Работает Ульяна-Костя-Девять-Анна-Семён, приём.

– Ульяна-Костя-Девять-Анна-Семён, здесь Ульяна-Зоя-Три-Щука-Иван, приём.

– Ульяна-Зоя-Три-Щука-Иван, приветствую тебя, Боря. Слышимость пять-девять, пять-девять, приём.

– Тебе тоже пять-девять. На старой частоте работать невозможно: в районе 14.300 широкополосная помеха круглосуточно. На приёме.

– Да, тоже фиксирую мощную помеху.

Гудение слышали на Камчатке, в Мурманске, на Алтае, на Кавказе – повсюду. Мощность помехи в разных регионах почти не отличалась, поэтому источник её невозможно было установить. Областное управление связи немедленно передало всю информацию в министерство; подключился КГБ. Днём и ночью связисты анализировали сигнал на лентах самописцев и экранах приборов; на поиски были отправлены даже машины с пеленгаторами5… Однако работа самодельного передатчика со второго этажа дома номер восемнадцать никак не могла быть ими замечена: на этой частоте всё тонуло в сплошном плотном гуле, переливающемся на графиках подозрительными гармониками.

Позже помеху на частоте 14.300 отнесут к природным феноменам и постепенно позабудут, но пока комитетчики и армия продолжали искать на земле и в небе источник, а в сигнале-гудении – признаки закодированных сообщений.

* * *

В понедельник дядя Володя уехал в Москву, и мамин голос снова сделался сухим, пугающим. Денис старался терпеть и покорно сносить любые упрёки, выполнять любые приказания, только бы не лишиться возможности сидеть вечером на чердаке.

Он поливал салат, стараясь не задеть водой ни одного листочка, таскал за сарай шершавые занозистые доски, выливал вёдра в канаву, ворошил сено (которое всё равно придётся потом отнести и выбросить за общий забор). После обеда, в самую жару, Денис отправился копать грядку.

За два года земля по левую сторону от калитки стала похожа на заросший пустырь. Смысла этого перекапывания Денис не понимал (ведь на другой такой грядке ничего не было посажено), но старательно вбивал ногой штык лопаты, налегал на ручку, выворачивая большие куски торфяной почвы, в любую погоду тяжёлой из-за близости грунтовых вод. Неделю назад он занимался этой же самой «грядкой»: резал траву большими ножницами (серп или косу мама не давала), резал у самой земли. С лопатой работалось тяжелее, зато появлялся шанс выловить медведку, и это было похоже на настоящую охоту! Так успокаивал себя Денис, тяжело дыша и вытирая пот со лба рукавом рубашки, снимать которую ему тоже запрещалось.

И всё же его жизнь в это лето явно переменилась. Синяки и ссадины получал он разве что во время игры в футбол; не так страшно стало спросить у мамы разрешения или даже выйти ненадолго за калитку, вовсе никакого разрешения не имея. Мама не обращала внимания на то, что раньше привело бы её в ярость. «Ну да, она занята Страусом, – думал Денис, сидя на ступеньках сарая и глядя на мозоли, которые успел натереть всего за один день. – Интересно, а Страус знает, какой она бывает?»

Денис мог и хотел забыть то, чем было его детство раньше, но он не мог этого простить. Однажды «решив» (как он это называл), то есть сформировав своё отношение к чему-то, он никогда ещё не менял его.