142 страуса

— Я больше не буду присылать тебе деньги, Лора. — В последовавшей тишине мы все слышали, как маминого приятеля рвет в туалете. — Но эта девочка — моя внучка, и я беспокоюсь о ее благополучии. Я буду о ней заботиться. — Она сохраняла дистанцию, но снова обратилась напрямую ко мне и пообещала: — Таллула, если тебе не понравится, я сама привезу тебя назад. Прошу тебя всего лишь пожить у меня три месяца, до окончания учебного года.

Я ожидала, что мама опять будет возражать, но она молча поплелась через кухню и с грохотом выхватила пустой кофейник с базы кофеварки.

— Мама?

Из крана с громким плеском полилась вода.

— Мама! — повторила я.

Мать заговорила с бабушкой:

— Может, стоит попробовать несколько месяцев.

Не веря своим ушам, я уставилась на нее.

— Ты чокнулась? — Я не собиралась переезжать в пустыню к страусам. В Окленде вся моя жизнь — школа, друзья, бойфренд. Да пошло оно, это ранчо!

— Ой, только не смотри на меня так, кукла! — рявкнула мать со своей обычной яростью. Она сунула в рот сигарету и перевязала пучок дредов на затылке. — Если ты останешься здесь, то к концу года залетишь. Не думай, что я не знаю про того пацана, который является, когда меня нет дома. Тебе всего тринадцать, потаскуха малолетняя.

Я наклонила голову, чтобы скрыть удивление. Мама работала барменшей и после восьми почти никогда не бывала дома, поэтому мой бойфренд постоянно наведывался в гости. Я и не предполагала, что она в курсе.

— Мама, — умоляюще проговорила я, — не отправляй меня туда.

— Ты же не в интернат едешь. Ты будешь жить в семье.

— Но я ее не знаю! — воскликнула я, указывая на бабушку Хелен, которая терпеливо ждала окончания нашего спора.

Мама вздохнула.

— Зато я знаю, — возразила она. — Она упрямая и старомодная, но о тебе позаботится.

— Конечно, — заявила я, — ведь с твоим воспитанием она справилась охренеть как здорово!

Дым от сигареты стелился идеально ровно, непрерывной линией.

— Ты меня достала, — ответила мать. — Марш собирать вещи.

— Нет! — крикнула я и стукнула по столу.

Могу поклясться, что мама выросла сантиметров на десять.

— Иди. Складывай. Свои. Гребаные. Вещи. С меня хватит. — И она продолжила варить кофе.

Я готова была разреветься и спрятала лицо, чтобы она этого не заметила. Подавив слезы, я собрала весь свой гнев и взглянула на нее:

— Ненавижу тебя.

Через два часа я сложила все свои пожитки в три огромных черных мешка для мусора. Бабушка Хелен помогла мне погрузить их в кузов ее пикапа. Я вспомнила о новых сапогах, которые мама купила себе в прошлом месяце, и о дорогой бутылке ликера, которую она понесла своей подруге на вечеринку в честь дня рождения, — и все это приобретено на деньги, которые предназначались для меня. Чем больше я думала над этим, тем сильнее злилась.

Мама хотела попрощаться со мной, но я хлопнула тяжелой металлической дверью машины и притворилась, что не слышу ее слов, но, перед тем как мы завернули за угол на Четырнадцатую авеню, я украдкой глянула назад и увидела, как она вытирает рукавом лицо. Так ей и надо, подумала я, пусть помучается.

Мы направились в сторону скоростной магистрали, и я гадала, что подумают друзья о моем исчезновении. Особенно бойфренд. Придет, когда мамы не будет дома, постучит в дверь — никто не откроет. Не имея мобильного телефона, я никак не могла сообщить ему, что случилось. Я прикидывала, не выскочить ли из машины, когда она остановится у светофора, но быстро отказалась от этой мысли. В Окленде не было никого, кто мог бы приютить меня, позволить себе кормить еще один рот, а значит, придется ночевать под автомобильным мостом, без защиты, тепла и еды.

Оставив позади прохладную бухту, бабушка Хелен свернула на восток. Мы проехали по сухим холмам и спустились к яркому открытому пространству плоской Калифорнийской долины. Новости по радио стали прерываться, и бабушка подкрутила ручку настройки. Репортеры наперебой жужжали о крушении самолета в Нью-Йорке, в результате чего погибли пятьдесят человек. Через несколько минут мне показалось, что вся информация исчерпана, но новостные службы продолжали говорить о происшествии, брали интервью у различных специалистов и интересовались мнениями экспертов. Примерно каждый час прием начинал теряться, радио потрескивало, и бабушка Хелен находила местную станцию, которая повторяла все снова и снова.

Через три сотни километров пути на юг по Пятому шоссе мы снова устремились на восток через Бейкерсфилд и двинулись дальше в пустыню, через городишко Мохаве и углубились в иссушенное солнцем пространство.

Я втайне бросила взгляд на бабушку Хелен. Просто в голове не укладывалось, что придется жить с ней — в доме, который я никогда не видела, в городе, о котором ничего не знала. Она не отрывала глаз от дороги. Я хотела что-нибудь сказать, но единственным звуком в машине так и оставалось бормотание радио.