142 страуса

Острые лезвия секатора врезались в мизинец. Все тело пронзила боль, и в глазах потемнело. Но дядя Стив не закончил — ему нужен был еще один палец. Он придавил меня сильнее и удобнее схватил секатор.

— Нет-нет-нет! — вырвалось у меня, слезы ручьями текли по лицу. — Пожалуйста, не надо! — умоляла я, но он меня не слышал.

Я стала сопротивляться изо всей силы, в попытке укусить его вытянула шею, но все мои потуги ни к чему не привели. Он обхватил лезвиями мой безымянный палец, и я приготовилась к новому приступу боли, но вдруг услышала тупой звук. Тело дяди Стива обмякло и упало на бок.

Над нами стояла мама с высоко поднятой лопатой.

— Таллула.

В панике я вытащила руку из-под дядиного тела и вскочила на ноги. Здоровой рукой я прижимала обрубок мизинца к груди. Кровь текла по запястью, и темное пятно расплывалось по цементному полу между мной и лежавшим без сознания дядей Стивом. Попавшие в лужу соломинки сложились в узор, напоминавший слово на каком-то незнакомом языке. В кровавом месиве я заметила свой отсеченный мизинец и подняла его.

— О господи, — ахнула мама. — Я думала… — Она бросила лопату, и та со звоном упала на пол.

Я представила, как это выглядело со стороны, когда она вбежала: мои голые ноги, бьющиеся из-под мужчины, прижавшего меня к полу.

Мимо амбара в свете фонаря пронесся ураган коричневых перьев. Ветер свистел в деревянном каркасе строения.

— Мои птицы.

Шатаясь, я пошла к двери, удивляясь, что ноги меня совсем не держат. В загоне осталась только горстка страусов, которые, распушив перья, тревожно расхаживали по углам, не находя брешь в заборе. Остальные сбежали, рассеявшись по пустыне, как призраки в лунном свете.

— Дерьмово, — заключила мама, присоединившись ко мне около двери и осмотрев загон.

— Нужно вернуть их. — Я была не в том состоянии, чтобы бороться со страусами, но не могла же я просто смотреть, как они разбредаются по пустыне.

— Плевать на птиц. Я звоню в скорую, — сказала мама, решительно направляясь к дому.

Рука пульсировала болью, обожженная сигаретой щека пылала. Я оторопело посмотрела вслед маме, но какой-то треск в амбаре привлек мое внимание.

— Мама! Помоги мне! — закричала я.

В темноте в нескольких шагах от того места, где лежал в отключке дядя Стив, плясали языки пламени. Мы быстро схватили его за ноги и вытащили из амбара. В ярком свете я увидела неестественную вмятину в его черепе и задрожала.

Пламя в амбаре разгоралось, раздуваемое ветром, влетающим через открытую дверь, и с каждой секундой пожирало все большее пространство.

Сдерживая приступ тошноты, я ввалилась в амбар, прорвалась через адскую жару и схватила с дальней стены огнетушитель. Кровь сочилась из обрубка мизинца и стекала по руке. Мне удалось сорвать пломбу, но когда я нажала на рычаг, ничего не произошло.

— Твою мать! — заорала я, бросая бесполезную вещь на пол, в то время как огонь поднимался выше.

Из угла амбара послышалось блеяние. Козы. Я ощупью добралась до них и отвязала. Животные посеменили к выходу и, так же как сбежавшие птицы, растворились в ночи. Я попятилась из амбара туда, где мама склонилась над своим братом, приложив к щекам руки.

Колени у меня подогнулись, и я опустилась на гравий, прижимая к себе искалеченную руку. Через открытую дверь амбара я видела, как пламя разгорается, наполняя темноту оранжевым сиянием.

Тетя Кристина вышла на крыльцо в пижаме, держа наготове чугунную сковороду. Личики моих сестер прилипли к оконному стеклу.

— Звони в Службу спасения! — крикнула я, и тетя скрылась в доме.

Горизонт на востоке слегка просветлел — наступал новый день, и на фоне неба цвета джинсовой ткани я видела силуэты моих птиц, рассеявшихся по пустыне. Некоторые еще бежали, но остальные уже неторопливо прогуливались, а кое-кто даже застыл на месте. В загоне я насчитала десять страусов. То есть, если вычесть троих убитых дядей Стивом, значит, сто двадцать девять разбрелись по дюнам. И как я заставлю их вернуться на ранчо?

Мама нависала над бесчувственным телом дяди Стива.

— Мне надо…

Она, видимо, осознала все случившееся только сейчас: переполох среди птиц, пожар, ее брат на земле без признаков жизни. И, не говоря больше ни слова, мама бросилась в дом.

Я побежала за ней, но запуталась в полах ночной рубашки. В глазах потемнело, и я упала ничком на подъездную дорогу. Услышав шорох гравия, я заставила себя открыть глаза.

Мама присела рядом со мной и что-то тревожно зашептала, затем уставилась куда-то на горизонт. Позади нее амбар расцветал в ночи как гигантский мак, пламенея оранжевыми и красными языками. Огонь прорвался через крышу и плясал на ветру. Передо мной, словно во сне, медленной, размеренной походкой проплыл страус.

Мама наклонилась надо мной и поцеловала в лоб, как в детстве, и ее дреды пощекотали мне лицо.

— Я люблю тебя, — услышала я ее голос, а потом все померкло.