150 дней в Петербурге

Перед входом в базилику вечно толкутся уличные художники: нарисуем ваш портретик за тысячу двести рублей, а если станете торговаться, то за семьсот. На огромных дверях собора старинные бронзовые ручки причудливой формы. Если зайти вовнутрь днем, то свет обычно погашен, а у батареи возле входа обычно греются чумазые бездомные с Невского. Знают: добрые монахи на мороз точно не выгонят.

Когда-то в средневековой Европе доминиканский монашеский орден заведовал инквизицией, но это дело прошлое. Сегодня в Петербурге служат шестеро доминиканцев. Того, который показывал мне базилику, зовут отец Здислав, родом он из Польши. По городу бродит грипп. Монах кутался в черный с белым (цветов ордена) плащ, хлюпал носом и покашливал. Я спросил, часто ли он ходит в этом своем плаще по городу, и отец Здислав ответил, что нет, не часто.

– Еще, когда я только-только приехал в Петербург, помню, переходил Садовую, и женщина-водитель так на меня засмотрелась, что чуть не устроила аварию. И вообще, в глазах людей обычно читается: эй, ты что, сбежал со съемочной площадки? Так что по улицам я обычно хожу в светской одежде.

Доминиканцы служили в Петербурге весь девятнадцатый и большую часть двадцатого века: последнего выслали из СССР только накануне войны. После этого почти полвека базилика простояла заколоченной, но желающие вступить в орден, как ни странно, находились даже и в те годы. Например, подпольно рукоположен был отец Георгий (Фридман). В пятидесятых этот человек был одним из первых ленинградских стиляг, при Хрущеве стал известным джазовым музыкантом, но вот потом решил круто изменить жизнь и ушел в доминиканцы.

– Время было сложное, но так же и забавное, – рассказывал мне отец Георгий. – Обычно подпольно рукоположенных священников быстро разоблачали и отправляли в лагеря. Хотя иногда, подпольное существование затягивалось на годы. Помню, вместе со мной рукоположили человека, который работал наладчиком систем сигнализации. Должность считалась милицейской, и ему даже дали какое-то небольшое звание. А потом звание повыше. А потом еще повыше. В итоге, прежде, чем властям стало известно о рукоположении, этот человек успел дослужиться чуть ли не до майора милиции. Представляете, в каком шоке было советское милицейское начальство, когда выяснилось, что под началом у них служит подпольный католический священник?

У каждого монашеского ордена задача своя. Кто-то опекает больных и бедных, кто-то занимается детьми. Задача доминиканцев, это проповедь. В церкви на Невском они проповедуют аж на полудюжине языков. Рано утром в воскресение, служба для общины чернокожих африканцев и филиппинцев. Потом месса для детей. Потом службы на польском и французском. Раньше была еще и торжественная литургия на латыни. Плюс хлопоты с ремонтом, плюс исповедь, плюс еще десятки повседневных вопросов. Совсем вечером, доминиканцы вместе молятся и садятся ужинать.

– И кто же у вас готовит? – спросил я отца Здислава. – Или вы заказываете еду из ресторана?

– Доминиканцы это нищенствующий орден – о каком ресторане вы говорите? Ну, то есть дырявыми ботинками между собой мы, конечно, не обмениваемся, но бедность для нас это осознанный выбор. К сожалению, совсем отказаться от имущества пока не получается, но еда, это как раз тот случай, когда можно обойтись без излишеств.

– Ну, в чем, конкретно это выражается? Вы ведь не станете есть китайскую быстро-завариваемую лапшу?

– Почему не станем? Каждую неделю у нас по очереди готовят двое братьев. И некоторые из них кормят нас как раз такой вот лапшой.

Когда-то базилика святой Екатерины была главным католическим храмом бескрайней Российской империи. Чего только не происходило под ее сводами за два с половиной столетия. Здесь убийца Пушкина Дантес когда-то венчался со своячницей поэта. Здесь, прямо в подвале, был похоронен последний польский король, насчет которого ходили настойчивые слухи, что именно он (а вовсе не законный супруг Екатерины) был подлинным отцом императора Павла. Было время, когда на органе тут играл, ради небольшого приработка, молоденький студент-правовед Петр Чайковский.

А еще здесь служили несколько человек, уже причисленных католической церковью к лику святых. И это было последнее, о чем я собирался спросить монаха-доминиканца отца Здислава.

– Мне кажется, для вас, как для священника, это должно быть важно. Несколько ваших предшественников, служивших в этой же базилике, шагавших по этим же ступеням, уже причислены к лику святых. А сегодня здесь служите вы. Никогда у вас не возникало мысли, что может быть, кто-то из нынешних братьев со временем тоже окажется святым?

– Не знаю, – простужено кашлянул отец Здислав. – Времени думать об этом почти никогда не остается.

Мы попрощались, и монах в черном плаще ушел готовиться к очередной проповеди. Вечером ему снова служить.

Почему я не люблю туристов, и не только об этом