150 дней в Петербурге

Тибетский фонд Института это две небольшие комнатки под самой крышей дворца. Чтобы попасть туда, сперва придется долго идти через анфиладу парадных залов, сплошь заставленных книжными шкафами, потом, возле кабинета, на котором висит табличка «Кабинет Лотосовой сутры», свернуть и еще дольше подниматься по лестнице, и лишь под конец, пригнув голову, пройти в крошечную дверь.

На стеллажах кипами разложены узкие бумажные полосы: сотни тысяч листов с непонятными значками. Именно так выглядят священные писания тибетского буддизма.

Хранителя фонда зовут Александр Зорин. Сотрудников всего двое, плюс проходящая практику молодая аспирантка, родом из Тывы. Когда я пришел, аспирантка занималась странным делом: аккуратно укутывала старинные книги в ярко-оранжевую ткань. Я поинтересовался, зачем она это делает, и Александр объяснил, что, во-первых, конечно, для лучшей сохранности, но, во-вторых, еще и потому что книги эти – не просто старинные, а еще и священные. Для буддистов Центральной Азии каждый листок – предмет трепетного религиозного поклонения.

История, которой Зорин занимается несколько последних лет, началась с того, что в 1721 году из Петербурга в Париж прибыл самый первый директор Кунсткамеры Иван Данилович Шумахер. В Европу он отправился по личному поручению самодержца Петра, с целью завербовать хотя бы нескольких спецов, которые согласились бы переехать на берега Невы. Ну и (чтобы показать, что ученым в Петербурге будет, чем заняться), в европейских салонах и академиях Шумахер демонстрировал невиданный раритет: несколько страниц из книг, написанных на тибетском языке.

Триста лет тому назад Тибет был, наверное, самым неведомым местом на планете. Даже о джунглях Амазонии какие-то крохи информации у европейцев имелись, но вот насчет Тибета не известно было вообще ничего. На тогдашних картах внутренние районы Азии были сплошь закрашены белым, и никто на свете не мог сказать, что за люди там живут, и вообще, живут ли там хоть какие-то люди. Поэтому рукописи, привезенные Шумахером, вызвали в Европе ажиотаж. Их бросились изучать, пробовали переводить, несколько раз публиковали. Среди образованной парижской публики сразу пополз слух, что в где-то за Уралом русским удалось отыскать столицу допотопной Скифии.

На самом деле никакую столицу Скифии русские, конечно, не нашли. Прорубив окно в Европу, сразу после этого Петр принялся с тем же усердием рубить окошечко еще и в Азию. Ответственным за все восточное направление считался сибирский губернатор Матвей Гагарин. Порядок на рубежах империи он наводил железной рукой. В ответ на каждый набег кочевников снаряжалась карательная экспедиция. И как-то во время рейда в верховьях Иртыша казаки наткнулись на брошенный буддийский монастырь. Вернее даже на два монастыря: один получил название «Семь палат», а второй известен, как Аблай-хит.

– В Аблай-хите, судя по всему, была огромная библиотека тибетских книг, – рассказывает Зорин. – Но для казаков и военных их ценность вряд ли была понятна. Статуи, украшения, буддистские иконы были разграблены, а книги просто погибли.

Чем дальше в глубь центральной Азии продвигались имперские разведчики, тем больше странных мест открывали. Например, на одном из притоков Енисея казаки наткнулись на большой пещерный храм. И в этот раз тоже храмовая библиотека почти целиком погибла: глава отряда Иван Нашивочников из любопытства прихватил с собой пачку страниц, а остальное, по его словам, «ребятишки пустили на хлопушки».

Грамотные офицеры, или, скажем, пленные шведы (из захваченных под Полтавой и сосланных в Сибирь) пытались коллекционировать странные книги из брошенных буддистских монастырей. Какие-то отдельные листы этих собраний до сих пор всплывают в разных городах Европы. А большую их часть недавно отыскали у нас. В собрании того самого Института восточных рукописей.

…

Главные сокровища Института хранятся на втором этаже бывшего великокняжеского дворца. Зал с лепным потолком и громадными окнами заставлен шкафами, внутри которых по полкам разложены наиболее дорогостоящие манускрипты планеты. Отдельный шкаф для свитков еврейской Торы. Отдельный для узорчатых эфиопских молитвенников. В застекленной витрине виден папирус с древнеегипетской Книгой мертвых.

Или вот еще экспонат: в дальнем левом от входа углу, в шкафу с непрозрачными дверцами хранится чуть ли не самый первый на планете Коран.

– Согласно древней легенде, – объясняла мне девушка-хранитель, – узнать самый первый в мире Коран не сложно: на нем видны пятна крови праведного халифа Усмана. Считается, что халиф как раз заканчивал переписывать текст, когда в комнату, где он сидел, ворвались заговорщики. Они ударили Усмана саблей, и брызнувшая кровь навсегда отметила священную книгу.

Прежде, чем достать Коран из картонного футляра, девушка надевает одноразовые белые перчатки. Сами пятна по внешнему виду кровь почти не напоминают: так, бурый отпечаток на странице. Не очень даже и похожий на брызги.

– Это действительно тот самый Коран? – спрашиваю я.