150 дней в Петербурге

– Да, конечно, до революции все эти рукописи уже были известны, – продолжает он. – Но по-настоящему изучены они не были. И дело тут не только в закрытости советских библиотек. Порой наука о рукописях это вообще очень медленное занятие. В США я как-то разбирал коллекцию, которая была доставлена из Египта еще перед Первой мировой, но до середины 1990-х так и пролежала в сундуках. Не разобранная и не описанная. Помню, как при мне сундуки первый раз открыли – пыль стояла такая, что я до сих пор лечусь от аллергии.

Семен Мордухович смеется. На академического ученого он похож мало. Слишком модный пиджак. Чересчур длинные для профессора волосы. Древние еврейские рукописи и инкунабулы этот человек изучает последние то ли двадцать, то ли тридцать лет. Я спросил, удалось ли ему за это время совершить какое-нибудь научное открытие? И Якерсон сразу ответил, что да, пожалуй, что удалось.

– Всего один пример: в коллекции петербургского Института восточных рукописей хранится очень древний список Библии, – так называемый «Карасубазарский кодекс Поздних пророков». Последние лет двести эта рукопись вообще считалась, чуть ли не самым древним на свете библейским кодексом. Причем, датировка рукописи вроде как не должна вызывать никаких сомнений. На обороте последней страницы там есть две коротенькие приписки. В первой говорится, что в свое время эта книга досталась в качестве наследства некоему Саиду ибн Эйбату. А вторая сообщает, что этот же Саид продал кодекс, и произошло это «в 24й день месяца мархешвана 4237 года от Сотворения мира». То есть, по нынешнему счету в октябре-ноябре 846 года. Выходит, что кодекс чуть ли не на сто лет старше, чем любой другой датированный библейский кодекс. Но я смотрел на него и не верил: ну не мог он быть настолько древним! Не мог и все!

– И в чем же тут оказалось дело?

– Несколько лет подряд эта загадка не давала мне покоя. До тех пор, пока в голову не пришла простая, но все объясняющая мысль. Те, кто рассматривал приписки на рукописи, рассматривали их вместе – либо и первая, и вторая настоящие, либо обе они фальшивка. Но что, если первая запись настоящая, а фальшивкой является лишь вторая? И тут все вдруг встало на свои места. Перед нами действительно древняя рукопись. И приписка насчет наследства действительно подлинная. Только произошло это, скорее всего лет на триста-четыреста позже, чем до сих пор думали. Простая вроде бы мысль, но до меня в голову она почему-то никому не приходила.

Причем, это не единственный случай: в Казани хранится свиток, известный, как «Потемкинское Пятикнижие», потому что когда-то он принадлежал светлейшему князю Потемкину. Принято было думать, будто он относится чуть ли не к VII веку. И вроде как был даже переписан в Хазарии. Насчет него мне тоже удалось доказать, что это ошибка, и свиток совсем не такой древний, как считался. Но знаете, к каким результатам это привело? Правильно: ни к каким. Как все писали, что свиток хазарский, так до сих пор и пишут.

Рассказывая об этом, Якерсон смеется. Среди исследователей библейских рукописей он давно уже живая легенда. За минувшие годы мой собеседник лично держал в руках все до единого древнейшие списки этой Книги. Помнит, как они выглядят, чем пахнут, каковы на ощупь.

Уже в самом конце интервью я спросил его:

– Неужели вам было не жалко тратить годы и годы собственной жизни на эти пыльные страницы?

– Знаете, совсем не жалко, – улыбаясь, ответил он. – Когда я был молод, смел и дерзок, я воспринимал эти книги, как детей, которые ищут моего покровительства. Сегодня я воспринимаю их, как источник, который дает мне силы продолжать и не потерять себя. Именно эти книги меня и сформировали. А я лишь служил им, относительно верно.

Как казак Ашинов Африку завоевывал

В самом центре эфиопской столицы, города Аддис-Абеба, стоит памятник Пушкину. Вполне узнаваемый кудрявый профиль, вдохновенно отставленная рука. Правда, сами эфиопы, о том, кого изображает памятник, имеют смутное представление. Все, кого я пытался расспросить, лишь пожимали плечами, и говорили, что возможно, это какой-то их знаменитый земляк. И по-своему, они были, конечно, правы.

Лет сто назад петербургские газеты писали об Эфиопии даже чаще, чем сегодня пишут о Сирии. Поездками сюда успела отметиться чуть ли не половина литераторов Серебряного века. Тут путешествовал Гумилев, а еще один поэт, Владимир Нарбут, даже чуть было не женился на эфиопской принцессе. Советником при армии императора Менелика состоял литератор, а позже афонский монах Булатович, о котором в «Золотом теленке» писали Ильф и Петров. Но сегодня средний горожанин знает о далекой африканской стране не больше, чем средний аддис-абебец о Пушкине.