Два дня ушло на то, чтобы убедить владельца, что я не желаю его яхте ничего плохого, что она попадает в хорошие руки, и наконец она — моя. Возвратившись в Лондон, я бросил клич: «Кто хочет помочь мне перегнать мою ладью на Темзу? Еда за мой счет».
Нагрузившись, как вьючные лошади, тюками с картами, связками канатов, радиоаппаратурой, столярным, малярным и всяким прочим инструментом, мой наскоро сколоченный экипаж первым же поездом отбыл на север. Две недели ушло на то, чтобы почистить яхту, перебрать двигатель, зарядить батареи, обновить канаты и такелаж, наконец, соскрести несколько тонн мидий, что налипли на бортах за долгие годы ее беспросветной стоянки. А потом… чихнув раза два в предутреннем морозном воздухе, я прошел на негнущихся ногах к штурвалу и повел свою яхту на юг. Городские часы пробили шесть.
Не было видно ни зги, и в довершение всего на нас обрушился холодный дождь с градом: декабрь никогда не считался подходящим месяцем для спокойного плавания в Ирландском море.
Через полгода я подобрал другую команду и поплыл в Каскео под Лисабоном, а потом на Балеарские острова, в Ибизу, в нескольких сотнях миль на северо-восток от Гибралтара.
К этому времени «Копытце» стало совершенно неузнаваемо, и, храня верность своей первой любви, я переименовал его в «Язычник II». Он был оснащен компрессором, аквалангами и вспомогательным оборудованием на восемь ныряльщиков, а ведь у нас была еще подводная фотокамера и все необходимое для того, чтобы открыть новичку прелести подводного спорта. В качестве секретаря клуба подводных исследований — тесного сообщества людей, душой и телом преданных подводному спорту, — я повел яхту на место нашего летнего рандеву.
База нашего клуба подводных исследований находилась на Балеарских островах — в порту Сан-Антонио, процветающем и не часто посещаемом туристами городишке на запад от Ибизы. Целые дни проводили мы под водой… Подножия скал в этих местах служат пристанищем неизменно дружелюбным стаям массивных меру, стремительных холодноглазых барракуд, отвратительным муренам и полчищам всякой мелкой рыбешки. Здесь мы познали недвижную безмятежность и резкие контрасты мира невесомости, где глубокий вдох поднимает вас, словно перышко, а выдох ласково погружает в темные глубины.
Именно там, в Ибизе, в маленьком кафе, я встретил Ханса ван Праага. Геолог по образованию, Ханс участвовал во многих морских экспедициях, воевал, был ранен, но, несмотря на пятьдесят шесть лет и слегка покосившийся каркас, в нем сохранился мятежный искатель приключений, предприимчивый и жизнерадостный. За чашкой кофе он рассказал мне, что года два назад, когда он проводил свой отпуск в Югославии, близ Дубровника, один местный рыбак под пятнадцатиметровой толщей воды показал ему остатки стен исчезнувшего древнего города. Его рассказ захватил меня. С этого все и началось.
Еще через год мы прибыли в Ибизу с твердым намерением осуществить долгожданную экспедицию.
Мы — это я, в качестве начальника экспедиции, моя жена Бел, Ханс ван Прааг, а кроме нас мой старый друг Джон Партви и Ли Кеньон, кинооператор, специалист по подводным съемкам.
Экспедиция была задумана как рекогносцировка, в ходе которой надо попытаться нанести на карту контуры древнего города, а также сфотографировать и описать наиболее интересные находки. Вся работа будет проходить под наблюдением специалистов, и прежде всего Общества охраны исторических памятников в Сплите. Нет, нет, мы не рванемся, закусив удила, на поиски неведомых сокровищ. Наоборот, мы попытаемся поработать серьезно, чтобы хоть немного приподнять завесу над тайной погребенного в море города. Стоимость экспедиции окупится за счет гонораров за статьи, фотографии, фильм и тому подобное.
Эпидавр
На мою долю выпало изыскание различного рода фактов и документов, касающихся тех подводных руин, о которых рассказал мне Ханс. Первым пришло письмо из Сербского археологического института в Белграде: затерянный в глубинах город удалось опознать. Он назывался Эпидавр. Исторические сведения о нем были весьма скудными: за многие века страна пережила столько свирепых войн и опустошительных вторжений, что городские анналы Эпидавра просто не существовали. В то же время сам факт существования города был несомненен, ибо он упоминался в греческих рукописях и надписях на вазах, которые хранились в музее в Дубровнике. А кроме того, в погожие дни сквозь толщу воды в бухте ясно проступали очертания стен, но отсутствие или несовершенство подводного снаряжения мешало проведению более тщательных поисков.
Теперь у нас была по крайней мере отправная точка— название: Эпидавр Иллирийский. Иллирией во времена древних греков и римлян называлась восточная часть Адриатики.