1600 лет под водой

Мы снова ринулись вниз. На этот раз нашим глазам предстала большая амфора, намертво впаянная в слой цепкой глины. В конце концов, мы освободили и ее, но тут оказалось, что она набита камешками и грязью, и потому своими силами нам ее не поднять. Пришлось ждать, пока нам спустят два надувных мешка и канат. Но вот и эта амфора улеглась на палубе рядом со своей двухтысячелетней сверстницей. У нас оставался всего один цилиндр с воздухом и совсем мало времени — сумерки уже сгущались над морем. Но инерция удачного дня не давала нам покоя, гнала в море. Я нырнул, на этот раз вместе с Питером, у которого оставалось еще немного воздуха в баллоне. Вскоре я вытащил римское блюдо, а Питер — богато инкрустированный кинжал. Мне попались на глаза несколько тесаных камней, разбросанных по дну. Мы находились на окраине Эпидавра: именно здесь, где глубина достигала двадцати метров, стоял последний ряд домов у самого синего моря.

Стало темно. Продрогшие и совершенно измотанные несколькими часами погружений, мы оставили на плаву буй и поплыли к «Язычнику».

Вечером нам повстречалось несколько соотечественников — англичан, отдыхавших в Цавтате, которым мы рассказали о наших находках. Почему-то больше всего их взволновал рассказ об осьминоге, найденном внутри одной из амфор. Мы сунули его в ведро с морской водой, а потом выпустили на палубу, чтобы посмотреть на его выходки. Осьминог оказался весьма покладистым и позволял вертеть себя во все стороны, пока не устал и не пал духом. После этого мы отпустили его в море к великому неудовольствию Джефа, который, оказывается, больше всего на свете любил блюда из «каламаре».

На следующее утро мы намеревались продолжить погружения в том месте, где вчера оставили буй. Питер, поскольку подошла его очередь, оседлал акваплан: у нас вошло в обычай использовать акваплан на всем пути от якорной стоянки до района погружений. Всю долгую ночь шел дождь, и вода была мутнее, чем обычно.

— Есть! — закричал вдруг Иден, и почти вслед за его криком Питер вылетел как пробка на поверхность. Мы застопорили, и он взобрался на борт.

— Трудно сказать, что там, на вид такие вытянутые штуки, хотя, может, и просто камни.

Я все же решил нырнуть, взяв с собой Джефа. До дна было метров двадцать. Первое, что я увидел, была сломанная амфора, а рядом с ней приникла к самому дну большая рыба-скорпион. Обычно эти рыбы полагаются на свой угрожающий вид, но эта так хорошо и естественно сливалась с серым фоном грязи, что я проплыл бы мимо, не заметив ее, если бы ее спинной плавник не очутился в нескольких сантиметрах от моего лица. К счастью (ведь плавники этой рыбы могут нанести опасные раны), моя левая рука была в перчатке, так как я порезал ее при вчерашних раскопках. Ринувшись на рыбу сверху и сзади, я накрепко схватил ее как раз позади глаз. Шок был столь велик, что она и не сопротивлялась.

Поскольку левая рука была теперь занята, приходилось управляться с амфорой только правой. У меня был с собой лишь один надувной мешок, и я с большим трудом ухитрился завязать трос на ручке амфоры. Теперь оставалось поднырнуть под нее, а дальше уж струя воздуха из баллона доделает остальное. Эта амфора, хотя и была по размеру много больше той, что мы нашли вчера, весила меньше, будучи во многих местах отбитой: она медленно, словно нехотя, оторвалась ото дна и стала величественно всплывать, вознося меня за собой наподобие воздухоплавателя давних времен. Прежде всего на поверхности появилась моя рука, сжимавшая рыбу, что немало озадачило тех, кто стоял на палубе. Джеф бросился мне на помощь, и я едва успел выплюнуть загубник и прокричать ему, что плавники этой рыбы ядовиты. Он так и отпрянул, будто столкнулся носом к носу с гремучей змеей, потом подал мне ведро, куда мы и водворили нашу пленницу. Поначалу рыба металась, сотрясая стенки тесной своей тюрьмы, но потом, как истинный философ, примирилась с неизбежностью, утихла и заснула.

Амфору вытащили на палубу и сравнили с находками предыдущего дня. Она оказалась точной копией вчерашней. Поскольку в баллоне оставался воздух, я снова пошел вниз. Еще одна амфора, и снова — точное подобие предыдущих.