1632

— Это дела не меняет. Судя по донесениям, я полагаю, испанцев все равно разгромят. Пожалуй, будет даже лучше если их движение будет обнаружено — это отвлечет внимание от настоящего удара.

Сервиен распахнул глаза.

— Валленштейн тоже согласился?

— Да, я получил письмо три дня назад. Он вскоре завязнет в драке со шведами. Скорее всего — в Нюрнберге. Осада займет несколько месяцев — времени более чем достаточно, дабы задействовать его хорватскую конницу для этой цели.

Гримаса вернулась на лицо интенданта.

— Монсеньор, я видел эти их сооружения. В частности, объект, который они называют "силовая станция", построен подобно замку. Кавалерийское подразделение никак не сможет повредить такие сооружения. Лишь незначительно — и совершенно точно — не в набеге.

Ришелье бледно улыбнулся.

— Меня это не заботит. — И покачав головой добавил: — Ты слишком беспокоишься о военных машинах и фортификации. А это мелочи. Деньги, Этьенн — вот что существенно. Я могу спокойно смотреть на шведского короля, вооруженного новым причудливым оружием. Я даже могу стерпеть богатую новую республику — маленькую республику — в центральной Германии. В конце концов, мы ухитряемся сосуществовать с голландцами. Дайте срок, и если они останутся маленькими, я думаю, что мы вскоре проглотим их.

Прежде чем продолжить, он сделал несколько шагов.

— А вот чего я снести не могу, так это шведов, господствующих в центральной Европе, с прочным финансовым фундаментом. Нищие шведы никогда не будут опасны. Неприятными — будут, а опасными — нет. Богатые шведы — богатые из-за связи с этими странными Соединенными Штатами — это совсем другое дело. Лучше могущественные Габбсбурги, чем это. Как бы то ни было — Габбсбурги никогда не славились единством.

Он внезапно остановился и уставился на безобидный розовый куст.

— Я не могу достать Абрабанелей в Турции. И даже, как тебе известно — в Вене.

Сервьен кивнул, это было частью его задания — убедить Фердинанда Второго выгнать своих придворных евреев и казнить Абрабанелей, в частности. В этом, интендант не преуспел.

Тем не менее, в словах Ришелье не было упрека Сервьену. Он и не ожидал, что император Габбсбург, разгонит своих придворных евреев посреди войны — и уж явно не по подсказке своих французских противников.

Кардинал продолжил.

— Я, возможно, могу уничтожить итальянскую ветвь. Трудно сказать, особенно имея дело с венецианцами. Но, в любом случае, те не так важны. Ключевой момент — уничтожить их в Тюрингии.

Интендант опять попытался что-то сказать — еще одно возражение, судя по выражению его лица — но кардинал жестом остановил его.

— Да-да, — я знаю, что хорваты не смогут убить их всех за то время что у них будет. Это не важно. Зато они так разорят это место, что те Абрабанели, которые выживут, вскоре перенесут свои дела подальше. — Он поджал губы. — Это же евреи, ты понимаешь.

Сервьен кивнул.

— Половина жадных немцев тоже уедет. По меньшей мере половина. — Он опять поджал губы. — Торговцы. Фабриканты. Крысы в горящем амбаре.

— Да, — Ришелье наклонился и понюхал розы. — Точно.

— Но нам потом ещё придется разбираться и с испанцами, — пробормотал Сервьен. — Мы же сами пустим их в Германию.

— Умоляю, Этьенн! — кардинал продолжал нюхать розы. — Дай мне хоть минутку насладиться Божьим творением, прежде чем ты испортишь мне остаток дня.

* * *

Через несколько недель, в укрепленном лагере рядом с Нюрнбергом, Валленштейн смял письмо.

— Идиот. - прошептал он и бросил письмо в огонь. Ревущее пламя в огромном камине — Валленштейн, как обычно, занял крупнейший особняк в округе — мгновенно поглотило бумагу.

Высшие командиры имперской армии держались от камина подальше, насколько могли, чтобы еще оставаться в пределах досягаемости голоса Валленштейна. Они считали, что растопленный жарким июльским вечером камин угнетающ, даже абсурден. Но Валленштейн настаивал на огне вне зависимости от времени года.

Идиот! — повторил Валленштейн, сложил руки за спиной и посмотрел на офицеров. Затем он, явно пародируя голос сказал: — Убейте всех евреев в городе!

Пикколомини рассмеялся.

— Ха! Легко сказать — кардиналу-то. Этот придурок считает — мы с кем имеем дело? С безоружными обывателями в застенках инквизиции?

Рядом с ним усмехнулся генерал Шпарре.

— А как, во имя Господа Нашего, он думает хорваты будут их искать? — поинтересовался он. — Особенно в этом нелепом месте! Читать уличные указатели? Эти невежественные ублюдки грамоте-то не обучены.

— Да даже если бы и обучены были, — пробормотал генерал Галлас и повел массивными плечами, будто отгоняя назойливых насекомых. — Ришелье, серьезно думает, что вы можете хорватской коннице приказать убивать выборочно? — Он хмыкнул. — Они, может быть, пощадят собак, а может, и не пощадят. В конце концов, евреи — не собаки, спросите у любого хорвата.