Коэн? Ее глаза уперлись в Морриса Рота. Американский еврей, казалось, понял вопрос в ее взгляде. Так, по крайней мере, она расшифровала его улыбку и кивок головой. Да…
Ее отец говорил: — Я прекрасно понимаю, что мне придется учить все заново.
Доктор Адамс покачал головой.
— Это не так, Бальтазар. Даже в области теории. Ваши представления о миазмах, как о причинах заболеваний, не так уж далеки от истины. И ваши практические знания во многом превышают наши собственные. — Он пожал плечами. — Я действительно думаю, что это мы будем учиться у вас лекарствам, доступным в этом времени и месте.
Николс хмыкнул.
— А я так считаю это просто необходимым! Просто один пример — наш запас антибиотиков уже подходит к концу, и вряд ли фармацевтические компании нам его пополнят. — Его лицо стало озабоченным. — И что тогда? Глаз тритона? Крылья летучей мыши, измельченные с кориандром?
Бальтазар рассмеялся.
— Не утрируйте настолько! Я всегда считал, что Каноны Медицины великого Авиценны упоминают о средствах почти для каждого недуга. Многие из них действительно работают.
Николс и Адамс глядели на него скептически. Доктор Абрабанель развел руками.
— Конечно же, сначала нужно изучить текст самому, прежде чем применять что-либо. — И неуверенно: — Вы читаете по-арабски?
Увидев выражение лиц двух американских врачей, Бальтазар пожал плечами.
— Ну, не имеют значения. К счастью, большая часть Канонов доступна в греческом переводе.
Николс и Адамс посмотрели друг на друга. Адамс закашлялся. Николс смотрел, как тот чуть не задыхается, не в силах остановиться.
— Доктор Абрабанель, — спросил, откашлявшись, Адамс, — можете сказать точно, на скольких языках вы можете читать?
— Свободно? — отец Ребекки зашевелил пальцами. — Не больше, чем на восьми, боюсь. Возможно, и девяти, в зависимости от того, что можно считать 'владением языка'. Иврит, арабский и греческий, конечно, как основные языки медицины. Испанский и португальский являются родными для моей семьи. И английский сейчас, естественно. Я провел большую часть своей жизни на острове. Немецкий, французский. — Он опять зашевелил пальцами. — Мой голландский уже тоже стал довольно неплохим, я думаю. Но было бы хвастовством сказать, что владею им свободно…
Он сделал паузу, раздумывая и поглаживая пальцами ухоженную седую бороду.
— Что еще? Я могу понимать русский и польский, с нетехническими вопросами. Итальянский и латинский, то же самое. Я плотно занимался латынью в свое время, но был вынужден прервать учебу из-за политической конъюнктуры, так что пришлось учить шведский язык. — Он нахмурился. — Это по-своему очаровательный язык, но мне было жаль тратить на него время. Нет пока книг по-шведски, которые недоступны на других языках. Мертворожденных. — Он вздохнул. — Но я чувствовал, что это было бы разумно, учитывая ту роль, которую меня попросили играть…
Он внезапно замолчал и наклонился вперед. Его лицо стало озабоченным.
— Доктор Николс? Вам плохо?
— Нет-нет, — выдохнул Николс, слабо махнув рукой. — Я просто… — И снова закашлялся.
— О, Боже," — прошептал Адамс. — Всемогущий…
Ребекка откинулась на спинку дивана. Ей удавалось — успешно, она думала — скрывать чувство гордости и удовлетворения на своем лице. Подобно тому, как она любовалась и восхищалась этими американцами, она не могла теперь, в свою очередь, отказать себе в удовольствии увидеть их — на этот раз! — ошарашенных и потерявших свое обычное самодовольство.
Хотя, возможно, ее попытки были не такими уж и успешными, как она думала, Мелисса Мэйли, как раз вошедшая в этот момент, взглянула на нее и спросила: — Чему это вы так радуетесь?
Ребекка улыбнулась. Скромно, как ей показалось. То есть хотела так, по крайней мере.
— О, оказывается, мой отец более опытный лингвист, чем ваши врачи. В других вопросах он, конечно, не так сведущ, как они.
— Ну конечно! — фыркнула Мелисса. — Американцы вообще неотесанные болваны, когда дело доходит до языков.
Учительница уперла руки в бок и смерила Николса и Адамса своим знаменитым взглядом, которым приводила в дрожь тысячи школьников на протяжении многих лет.
— Ну что? — спросила она. — Неужели вы, обормоты, на самом деле думали, что умнее этих людей?
А когда Джудит выскочила из кухни с тарелкой еды в руках, Мелисса перевела взгляд на нее.
— А это еще что? Двести лет прогресса пошли насмарку?
Следом взгляд остановился на Ребекке.
— Нам нужно поговорить, юная леди. Немедленно.
Ответ был неизбежен и очевиден: — Да, мэм.
Глава 14
Ближе к вечеру в гостиной уже было тихо и спокойно. В доме остались только Бальтазар, Мелисса, и сами хозяева. Даже Ребекки не было. Майкл настоял на том, чтобы она тоже приняла участие в обсуждении планов сформировавшейся группой, которая стала настолько большой, что ей пришлось переместиться в школу.
Ее отец в данном случае был рад ее отсутствию. Это позволило ему свободно поднять деликатную тему в компании других евреев. Ну, и Мелиссы, конечно. Но Бальтазар уже оценил ее натуру.