1632

Ты думаешь, что это – самое плохое из всего возможного? – Он взглянул на восточную сторону горизонта. Первый намек на рассвет появился в небе. – Попробуй как-нибудь послушать Парсифаля.

Он поднял бинокль к глазам и направил его в сторону крепости. Зубчатые стены по-прежнему утопали в темноте, кроме тех мест, куда падали лучи прожекторов. В поле его зрения не было ни одного испанского солдата.

– Бекки однажды заставила меня это прослушать от начала до конца. Все пять проклятых часов.

Джексон нахмурился.

– Зачем? Мне казалось, ты сказал, что она ненавидит Вагнера.

– Да, ненавидит. Она просто хотела доказать мне, что ее точка зрения имеет причины.

Музыка, разносящаяся из громкоговорителей, опять резко изменилась. Майк посмотрел на часы.

– Великолепный расчет по времени, – сказал он тихо. – То, что французы называют ""piece de resistance".

Фрэнк навострил ухо.

– Что это такое?

– Если верить Бекки, это музыкальное произведение передает суть войны, как ни одно другое, написанное до или после.

Майк вышел из палатки и направился на поляну за ней. Увидев стоящего там Феррару, он махнул рукой. Бывший преподаватель естественных дисциплин кивнул и обратился к своим юным подчиненным. Правильнее сказать, партнерам по криминальному мероприятию.

– Время начинать фейерверк, ребята.

Улыбаясь, Ларри, Эдди и Джимми устремились прочь. Каждый из них направлялся в сторону одной из катапульт – и ракетных установок, стоявших рядом с ними.

Майк не спеша побрел назад, останавливаясь на каждом шагу. Он слушал музыку. К тому времени, как он вернулся в палатку, лицо Фрэнка показалось ему напряженным.

В этом не было ничего удивительного. Восьмая Симфония Шостаковича, транслировавшаяся сейчас на полную громкость, громыхала ужасом разоренной войной России будущего – над разоренной войной землей сегодняшней Германии. Сталин хотел, чтобы это было триумфальное произведение, чтобы отпраздновать перелом в войне и грядующую победу над нацизмом. Но Шостакович, хотя и был советским патриотом, дал диктатору совсем другое – величайшую симфонию ХХ века. И если произведение в целом передавало дух 1943 года, это не касалось третьей части. Там был чистый, беспримесный вопль, и ничто иное. Ужас, страдания и горе, воплощенные в музыке.

Первые ракеты сорвались с направляющих и устремились по направлению к крепостной стене. Заряды взрывчатки в их боеголовках были предназначены не столько для уничтожения, сколько для демонстрации серьезности намерений. Вместо того, чтобы обрушить на замок дождь осколков, они окутали Вартбург огненными шарами. Пылающий огнем аккомпанемент к Восьмой Симфонии – визуальное обещание в дополнение к музыкальному. Это то, что ждет вас, солдаты Испании.

* * *

Наступил рассвет, крик третьей части сменился неожиданным молчанием. Последняя из ракет вспыхнула в небе.

Тишина. Тишина, наконец. Майк ждал, глядя на часы. Он и Ребекка договорились о пяти минутах спокойствия. "Усилить напряженность предвкушения", назвала она это.

Когда пять минут истекли, Майк отдал приказ, и катапульты выстрелили в первый раз. Установки, сочетавшие древний дизайн с современными материалами, из которых они были сооружены, метнул снаряды за стены Вартбурга.

Эти боеголовки, хотя они и содержали небольшой заряд взрывчатки, всё ещё были частью психологической кампании. Они разорвались над замком, осыпая листовками тысячи солдат, ютившихся внутри стен. Листовки были написаны на испанском и немецком языках, призывая солдат сдаться и обещая хорошее отношение к тем, кто это сделает.

Испаноязычные солдаты армии Соединенных Штатов повторяли через громкоговорители те же условия капитуляции.

Еда. Вода. Медицинская помощь. Гуманное обращение. Вербовка – с хорошей оплатой – тех, кто решит присоединиться к армии Соединенных Штатов.

Когда обстрел из катапульт закончился, голоса, звучавшие в громкоговорителях, опять сменила музыка. И эти отрывки выбрала Ребекка, но, на этот раз, она преследовала иную цель. Испанцам показали один вариант. Теперь настало время показать другой.

Спокойные аккорды "Утреннего настроения" из "Пера Гюнта" Грига заполнили рассвет. Для Майка, Фрэнка, Маккея и Леннокса, как и для всех американских солдат, окружающих замок, эта музыка звучала, как бальзам на раны. Они вполне могли представить себе ее влияние и на испанцев.

"Утреннее настроение" стихло. На его место пришла ещё более спокойная музыка, разливавшаяся по округе одновременно с дневным светом. Как символ мира и надежды, приходящих после ночи ужаса.

Фрэнк, казалось замер. Увидев лицо своего друга, Майк осторожно заметил: – Бекки считает, что это самое красивое музыкальное произведение из когда-либо написанных. Хотя она и признает, что это дело вкуса.

– У нее хороший вкус, – прошептал Фрэнк. – Эта музыка заставляет меня думать о птичке, парящей в небесах.