17 потерянных

— И вообще, тебя здесь не должно быть. Мои тупые предки пошли на поводу у твоей мамаши, не спросив разрешения у меня, и теперь я не могу разрулить ситуацию. Я так не играю.

Я сказала ей, что мне ужасно жаль, словно была виновата.

Она протянула руку, приставила какой-то твердый и холодный предмет к моей шее и начала двигать его вверх, пока он не оказался у основания черепа.

— Думаешь, я сделаю тебе больно? — сказала она каким-то странным текучим голосом. Ее дыхание участилось, мое тоже.

Я не ответила, и тогда она сильнее надавила на шею. Мне представилось, что это пистолетное дуло — я видела пистолет в доме одного моего приятеля, его папа хранил свое оружие в коробке на самой высокой полке в спальне, и приятель сумел добраться до него, балансируя на шкафу. Но мы не стали доставать пистолет из коробки и проверять, заряжен ли он, не стали играть, приставляя стальное дуло к вискам друг друга и восклицая пиф-паф! И не валялись на полу, словно мертвые. Я всего лишь коснулась его одним пальчиком и накрепко запомнила, что оно было твердым и холодным.

Вспомнив об этом, я стала умолять Фиону оставить меня в живых, она растеряла весь свой кураж и расхохоталась. Показала свою руку, и оказалось, что в ней была всего лишь небольшая зажигалка.

Она зажгла ее, и тут же вспыхнуло низкое пламя цвета ее крашеных волос. Цвета были столь схожи, что на какое-то мгновение мне показалось, будто вся ее голова охвачена пламенем.

— Боже! Ты считаешь меня чудовищем? — спросила она.

Я помотала головой, насколько это позволили стены с двух сторон от меня.

— Может, я и есть чудовище. Может, я сожгу весь этот дом дотла, и, вернувшись с похорон, предки не обнаружат здесь ничего, кроме пожарища. Кучка вонючего пепла, а дочка исчезла.

Фиона наклонилась ко мне и стояла так, моргая, и я решительно не знала, на что она способна. Потом она моргнула еще раз, кровь отхлынула от ее лица, и я увидела, как она напугана. Просто застыла от страха. Она убрала зажигалку в карман джинсов, куда уже положила подвеску, и провела по нему рукой, желая удостовериться, что украшение там. А затем посмотрела в окно на подъездную дорожку.

— Когда он приедет, ты больше помалкивай, ясно? — потребовала она.

— Ясно, — заверила ее я.

— Останешься здесь до тех пор, пока не придет твоя мать. И ты не будешь никому звонить и вообще ничего не будешь делать. Кстати говоря, чем это она занимается так поздно?

— Танцует.

Она хмыкнула. И было в этом что-то такое, что заставило меня почувствовать себя очень маленькой, еще меньше, чем я была на самом деле.

— Впрочем, я и сама знаю. Догадываюсь. Твоя мама не танцует.

— Она сказала…

— Знаешь, что она делает прямо сейчас? Тычет своими сиськами в морду какому-нибудь долбаному извращенцу.

Помню, какая странная картина появилась у меня перед глазами после ее слов, ведь я не понимала тогда таких вещей. И вспомнила об этом позже, когда мама рассказала мне о своей работе в клубе, и потом, когда она оттуда уволилась, устроилась на работу в университет и вернулась в колледж. И очень жалела, что не смогла в свое время заступиться за нее. Но я была не в силах противостоять Фионе Берк — все то время, что знала ее, и в особенности в ту ночь.

К дому подъехал грузовик. Из него вышел мужчина, а затем вдруг оказалось, что их двое. Двое мужчин, а Фиона Берк ждала одного. Первый был высокий и толще, чем две Фионы вместе взятые, а второй довольно низенький. Его усы маячили где-то на уровне моей головы. И этого нежданного коротышку Фиона очень испугалась.

Я же была не испугана, а удивлена. Меня удивило, насколько старше, чем я себе это представляла, они оказались. Я знала, что Фионе семнадцать, а я не могла определить возраст тех, кому больше четырнадцати — все они казались мне взрослыми. Но эти двое были куда взрослее даже старшеклассников.

Фиона Берк начала выносить сумки к грузовику, и тут до меня дошло, что мужчины забирают с собой не только ее. Коротышка снимал со стен какие-то картины. А высокий демонтировал стереосистему.

Они были заняты, а Фиона тем временем вернулась ко мне в угол.

— Если мама спросит, почему я так поступила, скажи ей, что я ее ненавижу, — прошипела она. — Что я ненавижу их до мозга костей — ее и папашу. Скажи, что я свалила в Лос-Анджелес и меня там ждет работа. И спроси, как ей такой вариант? Скажи, что я никогда к ним не вернусь. Ни за что.

Я заверила ее, что передам все это миссис Берк дословно.

Но Фиона никак не могла успокоиться — у нее столько всего накопилось на душе за те годы, что она жила с Берками. Она хотела, чтобы я донесла до приемных родителей, что им надо было оставить ее там, откуда взяли. И с чего это они решили, что она захочет жить в их затхлом трухлявом доме со скучными дряхлыми чужаками? Она все говорила и говорила бы и дальше, если бы я не перебила ее.

— Но почему? — спросила я.

Я была из детей-почемучек, спрашивающих обо всем на свете и желающих получать ответы на свои вопросы, — может, с тех пор мало что изменилось.

Фиона Берк покачала головой и вытаращила глаза.