17 потерянных

Не знаю, спасла бы я ее, если бы открыла рот и рассказала кому-нибудь — ее родителям, полиции, маме, кому угодно — о мужчинах, с которыми она уехала.

Но, оглядываясь на все это сейчас, я уверена в одном. Она спасла меня.

19

Провести всю ночь в маленьком, замкнутом, темном пространстве — значит, потерять ощущение времени. Минуты кажутся часами, а те исчисляются секундами. Ты дышишь, воздуха становится все меньше, и вот ты уже чувствуешь, что давишься собственной слюной. Тебя охватывает паника, начинает казаться, что ты никогда отсюда не выберешься, что никто тебя не услышит, потому что никого нет, что горячие, колючие, тяжелые стены вокруг скрыли тебя от мира навсегда, и, слыша, как кто-то выкрикивает твое имя, поначалу не понимаешь, кто кричит. Не узнаешь голоса собственной матери; не можешь поверить, что теперь ты в безопасности, что тебя выпустят и что по ту сторону двери не прячутся двое странных мужчин и девица с огненными волосами, выжидая момент, когда тебя можно будет схватить и увезти.

20

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я испытала шок от вспыхнувшего вдруг света и смогла вдохнуть полной грудью. Должно быть, сидя в шкафу, я издала какой-то шум, и скоро кто-то застучал в него, а я застучала в ответ, и мама тянула дверцу на себя, а я толкала ее, и дверца распахнулась, и мне в лицо ударил свет, и она была там.

Мама обнимала меня — яростно, отчаянно. Пижамка с гарцующими пони липла к коже, я уже давно успела описаться, и потому была вся мокрая, пропахшая овчиной и мочой, почти ослепленная дневным светом.

Задыхаясь и давясь, я осушила стакан воды, а когда наконец обрела голос, то сказала маме, что это сотворила со мной Фиона Берк.

— Где она? — пришла в ярость мама. И на какое-то время отпустила меня, потому что ее руки сжались в кулаки.

— Пропала, — ответила я. Это было единственное слово, с помощью которого я смогла описать то, что случилось с моей семнадцатилетней соседкой: она пропала.

— В каком смысле пропала? — недоумевала мама. Она прямо-таки сверкала от ярости — я не сразу поняла, что на ней все еще рабочая одежда, та, в которой она танцует в клубе, и что радужные чешуйки — вовсе не ее кожа.

— Пропала, — повторила я, ни капли не привирая. Я имела в виду, что она уехала из дома, уехала куда-то с двумя гадкими мужчинами, которых я не знаю, но, думаю, судя по реакции мамы — она побежала по дому искать ее — она заподозрила, что с Фионой что-то случилось, например, она упала с лестницы, а может, даже нанесла себе какие-нибудь увечья.

Потом мама стала пытаться связаться с отелем в Балтиморе, где остановились Берки, была вызвана полиция, и школьную фотографию Фионы Берк — ту, на которой у нее в ушах сережки, а руки аккуратно сложены на парте, — показали во всех выпусках новостей.

Мистер и миссис Берк поначалу были уверены, что их дочь похитили и она не могла добровольно убежать из дома, но полиция быстро сообразила, что к чему, не производя при этом никаких расследований. Фиона Берк забрала с собой все свои вещи. Даже и без прощальной записки они поняли, что она дала деру.

Последними словами Фионы, обращенными ко мне, были: Сиди тихо, o'кей? И я восприняла это приказание слишком буквально, решила, что случится нечто нехорошее, если я заговорю или даже просто произнесу ее имя.

Все эти годы я держала рот на замке и не делилась ни с кем сведениями о ней — проглотила их, как маленькие дети глотают кубики лего, которые потом прорастают во внутренних органах, словно пластиковые зубы, и никогда не выходят наружу. Я позволила Беркам искать дочь долгие годы вслепую, не доведя до их сведения адресованные им ею обвинения. Они ничего не знали о двух мужчинах, о том, как они выглядели. Скрыла я и то, что, по словам Фионы, та направилась в Лос-Анджелес.

Я проглотила все это. Услышав ее имя по радио, я опять же ничего никому не сказала. И когда меня расспрашивала женщина из полиции, и когда со мной говорила миссис Берк и даже моя мама — а она делала это не раз, — мой рот был будто зашит проволокой. Я молчала.

21

Важен еще один маленький эпизод, который формально не является частью истории Фионы Берк. Но ведь бывает и так, что одно воспоминание цепляется за другое, то за третье и так до бесконечности, а потом обнаруживается, что же послужило началом всей цепочки. Так что, возможно, он все-таки имеет к ней отношение. Во всяком случае, в моем сознании эти два события связаны между собой.

Прошло несколько недель или даже месяцев, но не больше года после побега Фионы Берк. Она не пыталась связаться с родителями, и мы еще не знали, что она никогда не вернется к ним. Никогда не позвонит из автомата за их счет. Никогда не зарегистрирует бесплатный ящик электронной почты, чтобы послать им анонимное письмо о том, что у нее все в порядке. Им не придет открытка без текста, опущенная в почтовый ящик в городе, где она была проездом. Никаких попыток общения. Ни единого слова.

Так было до пожара.