1700 ЛЕТ ВЕРНОСТИ. История Армении и ее Церкви

Так Григор, даже не вступая в спор с обвинителями, показывает им свою святость, сотворив чудо, которое не лишено и юмора. Если исключить фольклорный колорит, рассказ, вероятно, достоверно свидетельствует об одной, очевидно, присущей святому духовной черте. В ту эпоху напряженных религиозных споров нежелание защищаться, отказ от участия в распрях и сохранение любви к противникам и даже обвинителям, несомненно, вызывали подозрение и были опасны. Более того, возможно, основанием для обвинений в ереси послужили именно отказы Григора от участия в насилии, пусть даже только словесном, по отношению к тем, кого и он считал еретиками.

Это предположение находит подтверждение в другом Житии: «Между епископами и вардапетами шла распря по различным вопросам в делах халкидонитов (то есть диофизитов). А блаженный Григор, верно поняв, что это есть бесполезная и пагубная церковная смута, в которой при разномыслии повреждалась здравость учения, увещевал всех быть кроткими душою и миролюбцами, пребывать в любви и единодушии». Таким образом, линия поведения Григора среди бурных богословских споров по вопросу о еретиках была предельно ясна: он полностью следовал учению и законам своей Церкви, но не забывал о том, что главное в учении и главное в законе Евангелия — это любовь. Даже к врагам.

И чтобы понять, насколько по прошествии десяти веков христианства эта «просто евангельская» позиция опережала свое время, достаточно вспомнить, что для защиты правоверия значительно позднее — в конце XII века — Католическая церковь учредит инквизицию, а в Великую пятницу 1682 года Русская церковь пошлет на костер инакомыслящего протопопа Аввакума...

Еще при жизни Григор пользовался известностью не только как святой, но и как необыкновенно одаренный поэт. По преданию, двор Васпуракана поручил ему составить толкование на Песнь Песней. Впрочем, как мы уже говорили, по мнению некоторых современных исследователей, это толкование принадлежит другому монаху с тем же именем, что у святого. В то же время не вызывает сомнений, что именно наш Григор является автором многочисленных религиозных гимнов и славословий Богородице и святым. Все эти произведения вполне традиционны и не особенно выделяются на фоне литературных сочинений его современников.

Совсем иное впечатление производит Книга скорбных песнопений (или Книга трагедий, по-армянски Матян-Вохбергутян), созданию которой Григор Нарекаци посвятил последние годы своей жизни. Это подлинный шедевр, который не только стоит особняком в ряду его собственных творений и произведений его современников, но выходит за пределы как армянской культуры, так и культуры всего XI века. Эту поэму, состоящую из 95 бан, или песен, речей, диалогов, слов, можно определить подзаголовком, который носит каждая из песен: «Слово к Богу, идущее из глубины сердца». Вдохновляясь образцами библейской поэзии и Книг Премудрости (Книг Иова, Притчей, Экклесиаста, Иисуса, сына Сирахова, Премудрости Соломоновой, Псалтири и Песни Песней), а также некоторыми Книгами пророков, «бдящий» возносит к Богу вопль своей души, свою любовь и тоску, он восхищается творением, трудами и милосердием Всевышнего и одновременно сокрушается о своих грехах.

Основное содержание поэмы состоит в трагическом конфликте между стремлением человека к Богу и сознанием собственной греховности, под тяжестью которой искажается образ Божий в человеке:

«Ты упование и свет,

а я — глупость и тьма,

Ты по сути Своей восхваляемое добро,

а я всецело — немощное зло,

Ты — Владыка всего, что внизу, и небес,

я же не властвую над дыханием и душой своей...»

(83,2)   (Здесь и далее перевод М. Дарбинян-Меликяна

и Л. Хандаряна).

Эта внутренняя драма (не будем забывать, что название поэмы может быть переведено и как «трагедия»), отражающая глубокое противоречие между стремлением человека к чистоте и инстинктивным влечением к мутной бездне зла, разрешается только в молитве, в той молитве, которая возносится к Богу как «скорбное песнопение» поэта.

Произведение Нарекаци — словно исповедь человека, который обладает необычайно острым чувством греха, но в то же время уверен в безграничной милости Божией.

«Славя и исповедуя Бога, животворящего всех,

и призывая голосом смиренным

грозное имя милостивого благодетеля,

я — мертвый — тотчас буду возвращен к жизни...

Я, обремененный вышеописанными прегрешениями,

надеюсь без страха и уповаю без сомнений,

что, вверив себя длани Всесильного,