Леля говорила долго. Начала с того, как проплакала всю ночь после того, как родители объявили ей о том, что быть вместе больше не намерены («Ты тогда казалась такой спокойной». – «Я не хотела вас тревожить»), потом призналась, что не понимает, почему они почти забыли о ней и ее существовании («Ведь вы развелись друг с другом, а будто каждый со мной»), дальше она заговорила о том, что все ее друзья из прошлой школы бросили ее, а родители не поверили, что в поджоге она не виновата («Как я могла дальше вам доверять, если вы не встали на мою сторону?»). Она рассказала о мучающих ее страхах, об ощущении своей ненужности, о том, что она чувствует себя лишней в этом доме и ей кажется, что отец только и ждет, когда она съедет, чтобы начать новую жизнь и создать новую семью с другой женщиной.
Тетя Таня на протяжении всего Лелиного монолога качала головой, а в конце ахнула, приложив платок к губам.
– В общем, – Леля вернулась в настоящее и улыбнулась Илье, – папа сказал, что услышал меня. Он сдержанный, поэтому я и не ждала объятий и слез прощения. И он ведь правда услышал. Я имею в виду, что не знаю, понял ли он, примет ли к сведению, изменит ли что-то в своем поведении, но я себя не предала молчанием, я все честно сказала. И он меня ни разу не перебил. Так что я чувствую себя лучше, потому что теперь не нужно делать вид, что все хорошо. Знаешь, как в медицине: когда диагноз поставили, уже можно лечить и, может быть, лечение поможет.
Илья улыбнулся и кивнул. Поддавшись непонятному ей порыву, Леля взяла его за руку, дождалась, когда Илья посмотрит на нее снова и сказала, глядя в глаза:
– Я очень благодарна тебе за вчерашнюю поддержку.
Илья по-прежнему молчал, но взгляд, который становился все серьезнее и серьезнее, не отводил.
– Так, народ!
Леля и Илья отвлеклись друг от друга и посмотрели на долговязого Федю Иванова, собравшего вокруг себя весь класс.
– Прошло уже десять минут, ВэГэ – так они по инициалам сокращали имя и отчество учителя, – нет. Может, уйдем с урока? Только уходить надо вместе! Если кто-то останется, а ВэГэ придет, будет не круто. Ну что? Уходим? Согласны?!
Ребята нерешительно переглянулись, раздумывая над предложением Феди.
– А если Валентин Геннадьевич в пробку попал или просто опаздывает? – неуверенно спросил Дима Косицын.
– Да! И если мы сейчас уйдем, а он все-таки придет, нам влетит, – добавил Сережа Воробьев.
Ребята согласно загудели, но Леля видела, что им на самом деле хочется сбежать с урока и достаточно только Феде проявить чуть больше настойчивости и убедительности, как они согласятся.
– Да что они могут сделать всему классу! – уверенно заявил Федя. – Я поэтому и говорю, что надо всем вместе уходить. Давайте решайте! А то скоро уже пол-урока пройдет и не будет смысла никуда идти. Ребят, ну! Ну?!
Кто-то негромко стал соглашаться. Леля посмотрела на хмурящегося Илью. Она знала, что ему эта идея не нравится, потому что побег с урока не полезен для будущего. Леля улыбнулась, вдруг почувствовав тепло от того, что стала понимать его чуточку лучше, чем вчера. Всегда приятно осознавать, что видишь в человеке то глубокое, что не видят другие. Возникает несравнимое чувство близости и исключительности.
Леля чуть сжала руку Ильи, которую так и не отпустила. Он посмотрел на нее.
– Будет весело, – прошептала Леля, – можем погулять в парке, выпить кофе. Или тебе слабо? – добавила она, хитро улыбаясь.
Илья задумался, но не отводил взгляда. Леля боялась, что она придумала себе его симпатию и он сейчас поставит точку, отказавшись уходить, но Илья едва заметно кивнул и потянул ее к лестнице.
Их одноклассники, увидев, что даже Илья Аверин уходит, преисполнились решительности и всей толпой направились к выходу. На улице большая часть из них пошла в ближайшую пекарню. Леля понимала их желание: в перемену там не протолкнуться из-за свежей и вкусной выпечки.
Чтобы застегнуться, Илья выпустил Лелину ладонь, чему она даже была рада и мгновенно спрятала руки в карманы короткой куртки. Улицу уже морозил декабрь, но, несмотря на холод, ее ладошки вспотели. Вдвоем они направились в сторону парка рядом со школой.
– Снега все нет и нет. Выпал немного и пропал, – вздохнув, сказала Леля. От волнения она всю дорогу смотрела на затянутое небо, которое обрамляли голые ветки деревьев, похожие в своей наготе и тоске на костлявые пальцы стариков.
В парке было пусто. Одиноко стояли разрисованные маркерами скамейки. Краем глаза Леля поглядывала на Илью. Взволнован ли? Смущен? Раньше они с ним уже оставались наедине. Вчера, например. Но сейчас это «наедине» ощущалось совсем иначе. Раньше были случайности и совпадения, а сегодня, сейчас, впервые они оба хотели быть только вдвоем. И это молчаливое признание отчетливо ощущалось, но никто из них не решался произнести его вслух.
– У нас уже бывало так, – запоздало ответил Илья, – до десятых чисел декабря все стоит вот такое голое, унылое. А потом будто кто-то рвет подушку, набитую перьями, и все белым-бело становится.