175 дней на счастье

– Да м-мы вчера с классом на п-пикник ходили.

– И? Говоришь так, будто в крестовый поход, а не на пикник.

– Ну п-потом п-пошли к другу на квартиру, у него родители уехали. И там уже б-была вечеринка. Я п-перебрал. Голова трещит.

Я ушам своим не поверила. Заика Юрка пьет на вечеринках! Хотя нет, даже не так – скромный заика Юрка приглашается на вечеринки? Вот это, конечно, открытие… Я даже как-то с интересом на него посмотрела. Будто Америку-Юрку открыла.

Перед ним стоял стакан:

– Там что?

– К-кофе…

– Класс! Как раз хотела глоточек. Можно? У тебя там виски не подмешан.

– З-зачем? – трогательно испугался Юрка.

– А кто ж тебя знает! Может, ты великий кутила всея… В какой школе ты учишься?

Со вздохом:

– В од-диннадцатой.

– Великий кутила всея одиннадцатой школы.

– Господи, если бы к-кто знал, как ты меня с-сейчас бесишь.

Я подумала: «Оу, ну тогда держись!» – набрала воздуха в легкие и громко начала:

– Ла-а-а-ла-ла-ла-ла-ла-а-а-а, ве-е-ертится быстре-е-ей…

Он сморщился и потянулся через стол, стараясь закрыть мне рот ладошкой.

– Я п-понял, грубость не украшает м-мужчину. Только п-прекрати, ты меня без ножа р-режешь.

– Пойдем в кино? – говорю.

– Не с-сегодня, сегодня я с-способен только дойти до к-кровати.

– На неделе?

Он кивнул:

– Напишу т-тебе.

Я обрадовалась и заказала себе четыре сосиски в тесте. Одной угостила Юрку. Благодаря ему мне не так одиноко после отъезда Тани.

Сентябрь, 25

16:00. Пришла домой немного разбитая. Школа выматывает. Не представляю, как устает Юра, бегая по этим нескончаемым репетиторам. Мне еще везет, у меня год перед экзаменами свободный, а он, бедный, выпускник.

20:00. Лилька порвала мой браслет. Браслет, который Алекс… Играла и дернула случайно. Рассыпался он воспоминаниями по моей комнате. Так глупо вышло. Родители в ужасе прибежали и видят, что мы обе плачем на полу, да я еще и горше Лильки. Она-то от страха… Наврала я им что-то неубедительное: споткнулась и больно ударилась – и они поверили, потому что плохо меня знают. Таня все сразу поняла бы.

Сентябрь, 26

Сегодня после школы подружки забегали. Мы вместе делали доклад по Лермонтову, а потом на кухне заболтались – рассказывали, кто с каким литературным героем хотел бы любовь закрутить. Все трещали: «Печорин! Печорин», а меня даже будто ревность охватила. Разве переживали они все те же чувства, когда читали «ГНВ», которые пережила я?

Потом хлопнула входная дверь. Я удивилась и даже испугалась, а это мама пришла пораньше с лекций. Сказала, у них свет в институте отключили, а как преподавать историю искусств без визуальной демонстрации этого самого искусства, она не представляла.

Подружки мамой давно очарованы. Они мне не раз говорили, какая она у меня интересная, творческая вся такая, небанальные лекции в популярных арт-пространствах читает (кто-то из девочек, кажется, Катя и Света, даже ходили). Как только они ее увидели, сразу попросили чай с нами попить. Спрашивали про картины (с чего такой интерес?!), про независимость и саморазвитие женщины. Мама блестела от восторга. Как будто ей ее студентов мало. Уверена, в период сессии они тоже ей много-много хорошего говорят.

Уходя, девочки, толпясь в прихожей, говорили мне:

– Вот это у тебя мама!

Потом Мариша зашептала:

– А вот с моей мамой ни о чем, кроме пеленок, поговорить нельзя. И без детей она вообще ни дня не проводит.

Эх, Маришка, подумала я, да с тобой мама хотя бы говорит. Мы с моей иногда и пятью словами за неделю не перебрасываемся. Она ничего обо мне не знает, ничего…

Сентябрь, 29

Папа злой и расстроенный ходит. Как раненый волк, которому и больно, и хочется помощи, но людям он ни за что не доверится, а в стаю не пойдет – загрызут как самого слабого. Я пыталась его спросить, хочет ли он чаю, а он мне так обидно крикнул: «Боже мой, ну неужели непонятно, что я занят!»

Мама тоже сидела со своими книгами по искусству, а Лилька к подружке убежала. Дома хоть вешайся. Позвонила Юрке. Он шел от репетитора (бедный, в субботу!), голос у него так устало звучал. Кое-как уговорила в кино сходить. Потом, когда уже возвращались, меня осенил вопрос:

– Юр, а тебя Мариша не ревнует?

– К к-кому? – он так удивился, что мне, честно, стало чуть обидно.

– Ко мне.

– Мы же д-друзья.

– Ну все равно: я девочка, ты мальчик… Какие-то конфликты это должно провоцировать.

Он безмятежно пожал плечами:

– Не знаю, к-какие конфликты. Она мне н-нравится, я ее обманывать не собираюсь. Если вдруг разонравится (так б-бывает, ты ведь знаешь), я честно ей с-скажу. Так что ревн-новать как-то г-глупо, по-моему.

– Так уж прямо и честно скажешь, если понравится другая?

– Т-так прямо честно и с-скажу.

– Честно-честно?

И здесь вдруг Юра весь нахохлился, как кот, которого вымочили в садовой бочке, а потом еще и погладили против шерсти.

– Если у тебя п-перед глазами был другой п-пример, это не значит, что все такие п-подлые.

Я так и замерла. Круглыми глазами посмотрела на Юрку, мечась между тем, чтобы разорвать с ним дружбу навсегда и попросить, чтобы он извинился. Но вместо этого решила быть умнее: