18 ночей усталого человека. Дневник реальных событий

Директор сказала, что не будет платить мне. Какая она смешная нужны мне ее бумажки, мне сейчас ничего не надо. Да, хочется зайти сегодня в «Лакомку», но я потерплю.

Репетиция продолжилась. Мое присутствие было не нужным, но я сидел. Мне так хотелось кофе, но его не несли. Я остановил репетицию, поднялся в дирекцию и высказал все завлиту – то, что мне нужно кофе, чтобы оно было сварено, одна ложка сахара и нельзя забывать об этом. Женщина со светлыми волосами, исполняющая должность завлита только на бумаге что-то высказала о том, что это не ее обязанность, и до этого она носила, так как было некому и еще про трудные времена, и про дефицит кофе в магазинах, все тише, замолкая с каждой новой версией и, наконец, согласилась, что не права и я еще не успев дойти до своего места в зале, как кофе стоял на столике, рядом лежала трюфельная конфета.

Репетиция продолжилась, и я смотрел, как мое «Горе» воплощалось на сцене. Оставалось немного. Я должен был что-то сделать. Я подождал пока финальные слова прозвучат, дым-машина с красным фильтром окутает тела, обозначив пожар, и актеры выйдут на поклон. Вместо аплодисментов, я попросил выйти реквизит и попросил веник. Парень лет девятнадцати посмотрел на меня с таким удивлением, словно не знал что это такое. Я повторил, что мне нужен обычный банный веник. Через минуту нужный реквизит был найден. Теперь предстояло самое трудное. Я поднялся на сцену и попросил актера, играющего отца, обнажить спину. Он нехотя подошел ко мне и спросил – а это обязательно. На что я сам поднял ему рубашку и шлепнул с такой силой, что он вскрикнул и отбежал с неприличными словами. Я еще раз вызвал реквизит и попросил парня принести такое количество веников, сколько актеров на сцене. Тот снова с непониманием уставился на меня, но и эта просьба была выполнена. Перед тем как поставить задачу, я сказал, что вчера была не настоящая баня. Истинная парилка – здесь и я хочу, чтобы вы мне ее продемонстрировали. Актеры сперва не хотели делать этого, но понимая, что моя упрямость (я слышал среди их разговоров упоминание осла) не позволит им уйти. Они выполнили. Я спустился в зрительный зал и требовал от них большего вклада в этот процесс. Сперва они колотили мягко, словно жалели друг друга, но мои олимпийские окрики «еще, сильнее» вызвали у них такую агрессию, что «баня» получилась самая лучшая. Я позволил им отдохнуть десять минут, чтобы снова пройти весь спектакль. Они мне не возражали.

Дома я ничего не мог есть. Я смотрел в окно. Недавно стемнело, и я видел как покрашенные в темные акварельные цвета люди спешат домой или из дома. Я смахивал пыль со стола, который стал для меня обзорным пунктом за эти дни. Я не работал за ним, не сочинял, не писал письма, я садился на него и смотрел сквозь стекло на этот город-загадку. Не надо мне было ее разгадывать. Остался бы он для меня простым белым пятном и все. Нет, я пустился во все тяжкие и стал путать этот клубок. Теперь поплатился. Чем? Сердцем, у меня болела нога. Желудок перестал переваривать то, что я ел. Трехдневный запас пищи портился во мне. Подумал о завещании. Кому-то покажется это смешным, но мне не было смешно. Организм был готов подумать об этом. Раньше мне всегда казалось странным, что человек умирает, и оставляет завещание не зависимо умрет он дряхлым старцем или молодым человеком. Теперь понимаю – он чувствует приближение. Сказать, что я чувствую приближение, не сказать ничего. Я знаю… Итак, на первых порах…у меня нет имущества, разве что мозг. Но нет, глядя в это окно я начинаю понимать, что мне дорого.

Я оставляю…

Я завещаю розовый закат над черепичной крышей – женщине напротив. Она не может его увидеть, так как живет напротив.

И все… у меня больше ничего нет. Все остальное я не могу считать – мои шмотки, часть квартиры, мои записи и мои книги, это все должно сгореть. Я не хочу, чтобы их перебирали другие люди, вчитывались, чтобы смотря на мои фотографии, мама плакала. Нет, чем меньше памяти останется после меня, тем оно лучше.

Кажется, что это я зря. Но подсознание пишет эти слова и если бы был человек, которому я мог поделиться, то он все бы услышал и не знаю, какая реакция была у него. Не думаю, что положительная. Хотя для одного, что положительно, не всегда есть положительно для другого.

Они все же меня довели. Позвонили на сотовый и сказали чужим голосом, что им нужен Иуда. Я ответил, что его нет дома, но если ему нужно что передать, я передам. Они сказали (измененным голосом), что пусть он повесится на дереве, которое под номером тысяча восемьсот семьдесят первое. Я бросил трубку.

Хочу заняться боксом. Несколько раз в день колотил сегодня невидимую грушу. Немного помогает. Но сейчас как-то лень. Мне кажется, что меня нокаутировала невидимая перчатка.

Все, хочу спать…