1812 год. Пожар Москвы

Важнейшим и непререкаемым источником для французов в том памятном споре 1823 г. стали свидетельства аббата Сюрюга, о личности которого мы поведаем ниже. Помимо публикаций материалов этого клирика важным фактором воздействия на европейское общественное мнение и на французскую историографию стала книга Лабома. Вышедшая впервые в Париже в 1814 г., она была в том же году переиздана во Франции дважды! В 1814 г. появился первый английский перевод, в 1815 г. — немецкий и итальянский, в 1816 г. — испанский… Описание Лабома для французской историографии можно считать классическим: организатором поджогов был Ростопчин, использовавший для этого полицию и уголовников и вывезший пожарные насосы; перед сдачей Москвы русские посылают парламентера к Наполеону, чтобы усыпить бдительность французов; солдатам Великой армии раскрывают глаза на русский замысел московские французы; французские солдаты вынуждены расстреливать поджигателей, но поджоги домов продолжаются, а сильный ветер способствует распространению пожаров. Как отголосок подозрений солдат Великой армии о причастности к пожару русского императора, у Лабома говорится о том, что «все шло от Александра и его брата Константина» [747]. Наполеон, заточенный на о. Св. Елены, не избежал знакомства с книгой Лабома и, конечно, разделил мнение автора о том, что пожар был организован самими русскими [748].

Рассуждения самого Наполеона о событиях 1812 г. начали просачиваться в европейскую печать еще до смерти бывшего императора, наступившей в 1821 г. Наконец, в 1822 г. Г. Гурго и Ш.Т. Монтолон начали публиковать его воспоминания в 8-и томах [749]. В 1823 г. вышли 8 томов «Мемориала» О.Э.Д.М. Лас Каза, также представлявшие собой «устные мемуары» Наполеона [750]. Московский пожар Наполеон считал центральным событием всей кампании 1812 г. Главным его виновником Наполеон конечно же назвал Ростопчина. После чего патетически воскликнул: «Никогда, даже в поэзии, все выдумки о пожаре Трои не могут сравниться с реальностью того, что было в Москве. Древний город бурно пылал. Все помпы исчезли. Это был океан огня. Три или четыре сотни поджигателей были казнены, но…» [751]«Ужасный спектакль — море огня, океан огня. Этот спектакль был самый великий, самый величественный и самый ужасный из тех, которые я видел за свою жизнь» [752].

1823 год можно считать окончательным этапом в становлении французской версии московского пожара. Помимо наполеоновского «Мемориала» вышло первое издание книги Шамбрэ, ставшей классическим французским описанием кампании 1812 г. Важным основанием для версии Шамбрэ стали материалы военной комиссии, которая пришла к выводу о ключевой роли Ростопчина в организации пожаров. Привлек Шамбрэ и свидетельства о «петардах», найденных в доме губернатора [753]. Шамбрэ уверял, что существовал изначальный план заманивания неприятеля вглубь разоренной страны. Однако после сражения при Москве-реке события стали развиваться столь стремительно, что Кутузов и Ростопчин потеряли возможность поддерживать консультации с императором Александром: теперь они должны были принимать решения сами, исходя из обстоятельств. Ростопчин был полон решимости сжечь Москву, о чем он говорил только нескольким лицам (по мнению Шамбрэ, в том числе историку Н.М. Карамзину). 13 сентября состоялось совещание Ростопчина и Кутузова, на котором, как давал знать автор, было принято окончательное решение об уничтожении Москвы. Главной целью в организации пожара было изолировать Наполеона от «русской нации» и воспрепятствовать решимости части знати склонить Александра I к миру на недостойных условиях [754].

Ростопчин, готовивший в 1823 г. к публикации свою книгу «Правда о пожаре Москвы», познакомился с работой Шамбрэ, которая, как известно, вышла первым изданием анонимно. Бывший московский главнокомандующий не смог не отреагировать на те страницы, где речь шла о Москве. «В ней (то есть в книге Шамбрэ. — В.З.) много правды и беспристрастия, за исключением исторической части об оккупации Москвы» [755]. Далее Ростопчин попытался оспорить ряд конкретных тезисов французского автора, заявив, что ни он, ни Кутузов не думали о поджоге Москвы [756].

Завязавшаяся таким образом дискуссия вызвала в том же, 1823 г., еще одну, на этот раз многотиражную, публикацию писем аббата Сюрюга от 19 октября и 8 ноября (ст. ст.). Из предисловия следовало, что это издание было своеобразным ответом на книгу Ростопчина [757]. Тогда же вышел и «Ответ автора “Истории похода в Россию” на брошюру г-на графа Ростопчина…» [758]Шамбрэ попытался опровергнуть, по его мнению, неубедительные попытки Ростопчина снять с себя ответственность за московский пожар. Главные аргументы Шамбрэ покоились на свидетельствах Сюрюга и материалах военной комиссии 24 сентября 1812 г.