1812 год. Пожар Москвы

Оба автора единодушны в том, что Наполеон появился на Поклонной горе в два или в самом начале третьего часа, когда авангард уже спустился с горы вниз и построился там в боевом порядке. Император, въехав на холм, с которого открывался завораживающий вид на Москву, казалось, поддался общему восторгу. «Вот, наконец, этот знаменитый город! (La voi la done enfin cette fameuse ville!)» — воскликнул он. Но здесь же, как будто пытаясь погасить свой восторг, произнес: «Давно пора! (Il etai temps!)». Наполеон и несколько сопровождавших его генералов сошли с коней. Императору была подана карта, изучая которую он стал отдавать приказы на передвижение войск. Внезапно справа, со стороны Воробьевых гор из-за леса показались крупные отряды кавалерии. Конные егеря, составлявшие конвой, первыми закричали: «Казаки! Казаки!» Генералитет в напряжении начал вглядываться в двигавшуюся кавалерию. Наполеон, взяв в руки подзорную трубу, быстро убедился, что это были его драгуны, и возвратился к отдаче приказов.

Перед Москвою. Ожидание депутации бояр Наполеон на Поклонной горе. Худ. В. В. Верещагин 1891–1892 гг.

Данная работа В. В. Верещагина является, по нашему мнению, единственной в серии, посвященной походу Наполеона в Россию, в которой художник смог исторически достоверно воспроизвести событие эпохи 1812 г.

Примерно через полчаса своего пребывания на Поклонной горе Наполеон приказал произвести сигнальный выстрел из пушки, по которому авангард и часть основных сил с невероятной быстротой устремились вперед и минут через 15 (Корбелецкий говорит о 12 минутах! Какая точность?!) оказались возле Дорогомиловской заставы[40]. При кликах «Да здравствует император!» Наполеон сошел с коня и расположился с левой стороны от заставы, возле Камер-коллежского вала[41]. Император, по словам Корбелецкого, «в спокойном расположении духа», начинал расхаживать взад и вперед, ожидая депутации от властей и выноса городских ключей[42].

Через несколько минут, прямо на дёрне, была раскинута большая карта Москвы, которую Наполеон начал внимательно изучать, забрасывая при этом вопросами своего секретаря-переводчика Лелорнь д’Идевиля, хорошо знавшего русскую столицу[43]. Согласно Фэну, император обратил внимание на огромное здание Воспитательного дома. Узнав от Лелорня, что это за учреждение, и что оно находится под особым попечением вдовствующей императрицы, он приказал тотчас же расположить там охрану[44].

Коленкуру было приказано написать архиканцлеру Ж.Ж. Камбасересу в Париж и министру иностранных дел Ю.Б. Маре, герцогу Бассано в Вильно о вступлении в Москву. Наполеон особо указал на то, чтобы письма были обязательно помечены Москвой[45].

Время шло. Однако, несмотря на приказ, отданный непосредственно Мюрату, и многократно затем подтвержденный при посылке в город все новых и новых офицеров, депутации московских властей не появлялось. Нетерпение императора стало нарастать[46]. Наполеон успокаивает себя тем, что русские, может быть, просто не знают, как принято сдавать города. «Ведь здесь все ново: они для нас, а мы для них!» — так, как мы думаем, в целом точно передал Сегюр размышления императора в те минуты[47].

Дивизионный генерал А.О.Л. Коленкур, обер-шталмейстер императора Наполеона. Литография Бельяра. Середина XIX в.

Между тем прибывающие из Москвы офицеры приносят сообщения о том, что город пуст. Тогда император, обратившись к П.А.Н.Б. Дарю, министру-государственному секретарю, говорит ему: «Москва пуста! Что за невероятное известие! Надо туда проникнуть. Идите и приведите ко мне бояр (les boyards)»[48]. Вероятно чуть позже[49] Наполеон обращается к генерал-адъютанту Дюронелю, которого он назначил военным комендантом Москвы, и приказывает ему: «Поезжайте в город; установите службу (reglez le service) и составьте депутацию, которая принесет мне ключи». Здесь же, обратившись к Деннье, Наполеон говорит: «Вы, Деннье, поезжайте выяснить ситуацию, сообщите сведения о ресурсах и представьте мне отчет». Дюронель и Деннье тотчас же выезжают в город, достигают моста через Москву-реку и, миновав его, видят группу московских иностранцев примерно человек в 20[50]. Эти люди, «гонимые страхом», спешили, как пишет Деннье, «прибегнуть к защите под нашими знаменами». По их словам, губернатор Москвы принял все меры к тому, чтобы население покинуло город и что теперь «Москва не более чем пустыня»[51].