1855-16-08

У прохода в валах прикрываемого редутом, был один из пунктов сбора раненых. Обитель скорби как называл свои палатки передового перевязочного пункта младший врач Астраханского полка, губернский секретарь Паша Молоков. Совершенно незнатный дворянский род Молоковых, к середине века захирел. Одним из немногочисленных побегов на родословном древе и был Паша. Так и не окончив медицинский факультет Императорского Санкт- Петербургского университета, с началом войны Паша вступил на военную службу. Чин титулярного советника, который полагался ему как хоть и не державшему экзамена, но прослушавшего курс, ему, почему-то не дали. Паша, как и большинство медиков, был циником, но вместе с тем хорошим товарищем и в семью офицеров полка вошел легко. Сейчас светловолосый, голубоглазый молодой человек с внешностью херувима, в испачканном кровью фартуке, сортировал раненых из очередной партии.

- В палатку, в палатку, к отцу Паисию, в сторону, в палатку ...

Санитары и двое музыкантов с угрюмыми лицами несли людей в палатку для перевязки, к полковому священнику для исповеди или в тень от повозок - бессознательных безнадежных. Паши было все равно кто перед ним, рядовой, офицер, иногда попадались турки, которых из человеколюбия, тоже несли на перевязку. Этих Паша немилосердно отправлял в сторону. Сначала свои, все другие потом.

Среди раненых оказалась татарская девочка. С испуганными глазами, она зажимала рану на левой ноге.

- Ох-х-х! Ведь говорено было! Мищенко! Ты кого принес?

- Татарска дивчина, Ваше благородие!

- Ну и зачем она?

- Так ить помрет! А с сибирской бригады баяли, скоро мол указ выйдет, волю дадут, а еще срок службы сделают в пять лет, ...

- Меньше глупости слушай.

- Никак нет, Ваше Благородие, не глупости.

- Но ты поспорь мне еще!

- Виноват!

- Так зачем татарска дивчина?

- Так как в чистую уволят и землю в Крыму дадут, будет мне женой. Файная девка.

- Так ты себе жену приглядел? - изумился врач.

- Так точно, Ваше благородие, - широкое, все в рябинках, с пышными усами, лицо Мищенко осветилось улыбкой.

- Ловок! Ничего не скажешь! Ну, тащи свою нареченную в палатку, посмотрим, что с ней.

* * *

Организованное сопротивление закончилось к семи вечера. Турки массами сдавались и только в нескольких местах продолжали звучать выстрелы. Самым крупным, был отряд засевший в Текие дервишей*. Около тысячи человек под командой самого Мегемета Ферик Паши. Примыкавшую к

Текие мечеть, турки не стали осквернять, и вооруженных людей в ней не было.

Еще несколько отрядов заперлись в отдельных домах, в башне ворот Дровяного базара, около трех тысяч спрятались в кяризах.

Сдаваться начали по мере того, как кончался порох, а к зданиям подвозили и устанавливали пушки. Дольше всех продержался Мегемет Ферик Паша. Он сдался лично Ларионову, поверив честному слову, что никаких обид ему и его людям чинить не будут.

* * *

Дым от пожаров поднимающийся над городом стал сливаться с вечерними сумерками. Солдаты, едва отошедшие от возбуждения, вынуждены были тушить дома, выносить раненых. Пленных аскеров загнали в портовые склады, офицеров определили в те самые кельи Текие дервишей, откуда вышли люди турецкого генерал-лейтенанта.

Уборку трупов, разбор завалов все, все оставили на завтра. Выставив охрану у пленных, запасов провианта в порту, пороховых складов. Войска вышли в поле на бивуаки. Артиллеристы Субботина, чистили свои пушки и гаубицы, торопясь покончить с этим малоприятным, но необходимым делом. Готовился ужин, солдаты сидели у костров, вспоминали боевые эпизоды. У некоторых рассказывали сказки, про Бову-королевича, храброго и умного солдата Ивана спасшего царя Петра от разбойников.

Казаки хоть и назначенные стоять в резерве, не утерпели и собрав три сотни охотников, приняли самое активное участие в штурме. Отстояв панихиду по убиенным, казаки делили добычу, а у костров сотни Корнеева, вовсю играла гармошка. Играли плясовую.

Всем, всем мальчик был доволен

Никакой нужды не знал

Всем, всем мальчик был доволен

Никакой нужды не знал

А теперь всё испытал

В Севастополе бывал

В чистом поле в синем море

Каждый день и каждый час

В чистом поле в синем море

Каждый день и каждый час

Генералы собрались в отдельной большой палатке. Для них нашлись столы, лавки, стулья. Первый тост подняли за Государя, второй за победу, третьим - коротко, стоя помянули погибших. Все сели за столы, принялись ужинать. Напряжение, которое держало людей в кулаке целый день, теперь отступало. Постепенно разговор стал общий. Ларионов просил Их превосходительства, чтобы непременно завтра ему подали, все списки убитых, раненных, отличившихся. Казачья песня, поднимала настроение, требовала выхода энергии.

Море Черное шумит

В кораблях огонь горит

Огонь тушим турок душим

Слава донским казакам

Огонь тушим турок душим

Слава донским казакам

Вспоминая погибших Жеркова и командира первой бригады третьей дивизии генерал-майора фон Леппа, Васильчиков, неожиданно произнес тост.

- Господа! Давайте выпьем за то, чтобы за нас никогда не пили третий раз!

Поняли его не сразу, но уяснив мысль, согласились, что не выпить за это нельзя.