186 суток на орбите (спросите у космонавта)

О: На «Союзе» установлена система терморегулирования, которая работает по тем же принципам, что и на МКС, только в меньшем масштабе. Через наружные радиаторы, которые подвергаются воздействию ледяного космоса, перекачивается жидкость. Охлажденная жидкость поступает внутрь космического корабля и через системы теплообмена изменяет температуру воздуха в системе подачи. Затем вентиляторы разгоняют охлажденный воздух по отсекам; кроме того, система терморегуляции есть и в скафандрах.

Это часть активной системы охлаждения. Однако есть и «пассивный» контроль температуры; он состоит главным образом из многослойного изолятора (MLI), обернутого вокруг космического аппарата. Такой же MLI есть и в наших скафандрах. Этот материал защищает от экстремальной жары и холода в космосе.

А ВЫ ЗНАЛИ?

• Во время спуска вследствие силы трения воздуха и сгорания теплозащитного экрана образуется плазма, что приводит к прерыванию радио– и телеметрической связи. Продолжительность обрыва связи варьируется в зависимости от типа транспортного средства и профиля спуска. При нашем спуске отключение длилось пять минут, в течение которых Юрий продолжал сообщать о величине д, состоянии транспортного средства и экипажа, но в Управлении полетами его не слышали. Потом связь наладилась.

В обычных условиях температура внутри корабля «Союза» находится на уровне плюс 18 – плюс 25 градусов по Цельсию. Однако после «отстреливания» отсеков спускаемый аппарат больше не получает охлажденную жидкость, так как радиаторы находятся в приборно-агрегатном модуле. Воздух внутри аппарата продолжает циркулировать, но он становится горячее. Снаружи температура может достигать 1600 градусов по Цельсию, и если бы не теплозащитный экран, можно было бы поджариться. Я не могу сказать точно, какая температура была внутри, но в я вспотел в своем скафандре. В это же время через иллюминатор я наблюдал потрясающий фейерверк: куски MLI и всего того, что могло гореть, отрываясь, превращались в фонтаны искр. Это продолжалось еще несколько минут, а потом иллюминаторы закоптились, и мы уже не могли ничего видеть.

В:Что вам больше понравилось: взлет или посадка? – Клэр

О: Хороший вопрос, Клэр! Мне понравилось и то и другое, но по разным причинам. Взлет был более захватывающим, если говорить об ощущении невероятной мощи ускорения, а также о предвкушении встречи с космосом. Но если вы хотите острых ощущений от тряски, как на «американских горках», то тогда вам нужно оказаться на спускаемом аппарате, когда раскрывается парашют! На самом деле открывается не один большой парашют, а целая серия парашютов в шахматном порядке, что позволяет замедлить скорость с 800 км/ч до 324 км/ч, и вот тогда создаются безопасные условия для раскрытия основного парашюта.

Большую часть работы по замедлению движения проделывает атмосфера, но на высоте 11 км над поверхностью земли мы все еще падали, как трехтонный кирпич, со скоростью, чуть меньшей скорости звука. Самое интересное начинается, когда раскрываются два парашюта-якоря. Они высвобождают тормозной парашют, и наш аппарат начинает вращаться. Тряска продолжалась секунд двадцать. Еще больше острых ощущений привнесло то, что нас сначала развернуло немного косо относительно парашюта, примерно на 30 градусов от главной оси, а потом повторное «заякоревание» исправило дело. Так что да, из-за раскрытия парашютов приземление превращается в настоящий аттракцион. Я думаю, что космонавт НАСА Даг Уилок прекрасно описал, каково это – быть внутри капсулы в тот момент: «Ты как будто проплываешь под Ниагарским водопадом в бочке и эта бочка горит».

Мой товарищ Джефф Уильямс предупредил меня, что первые 20 секунд торможения еще это только начало спектакля, а дальше будет тот еще толчок при раскрытии основного парашюта. Все, что я мог сделать, чтобы сосредоточиться во время раскрытия парашютов, – это сфокусироваться на маленьком секундомере передо мной. Внезапно тряска прекратилась, и я понял, что она длилась намного дольше запланированных двадцати секунд. Мне казалось, что я чувствую, как за стенками спускаемого аппарата на высокой скорости мчится воздух, но никакого сильного толчка я не ощутил.

Неуверенный в том, что главный парашют раскрылся, я посмотрел на Юрия, и он, как всегда невозмутимо, кивнул – мы были в безопасности. В общем, если выбирать самые острые ощущения, то определенно спуск намного выигрывает у взлета.