— Странно. Когда уезжали, Николай Николаич аш горел весь от нетерпения. Вернулись — горькую пьёт.
— Эт, точно. Горькую пить они мастера!
— Да-а, сколько не выпьют, а трезвые, как стеклышко. Что один, что другой. Жидок, странно дело, тоже пьющий, — удивился казак.
— Говорят, завтра снова к янки? Гусев всех забирает в набег?
— Только вернулись, а тут гонец. Торопиться надо, не то уйдут сучьи дети, перепрячутся. Капитан мастак, всё по полочкам разложит, одно удовольствие с ним воевать, — казак причмокнул и покачал головой, показывая свой восторг.
— Он пять лет учился на офицера!!! За это время любой мастером станет.
— Не скажи. Нет. Совсем не так это. Да тебе и не понять, мужик — одно слово, — отмахнулся казак, — К тому же, капитан… нюхом чует опасность.
— А по мне, удача Николай Николаича — поважнее будет, — не согласился Петька.
Казак помолчал, даже откусил кусок курицы и тщательно прожевал.
— Если золотишко мыть, соглашусь. Только мы к янки воевать идем.
Гусев увел всех казаков в набег. Ершов настоял, поскандалил и ушел с ними. Вернулся он через две недели, Гусев с казаками из США направился прямиком на Аляску. Ершов стал мрачнее тучи, вяло занимался делами, хотя и просиживал на заводе сутки напролет.
Но тут тоска навалилась на него так, что целых два дня он сидел дома. Не пил и не ел, вяло читал газеты и книги. Даже бутылка стояла неоткупоренная.
— Помолись, легче станет, — предложил ему Петька.
— Месть. Этот кровавый путь только из-за желания мести? Хотел ли я отомстить…, отомстить так кроваво? Нет, но из того пламени ненависти, что пылало во мне, вырос этот ужас. Зачем я это сделал? Джулию не вернешь!!! Её доброта…
— Тогда сходи на завод. Там проблемы с двигателем для катера возникли. Ломается через каждые пять-шесть часов работы, то одно, то другое из строя выходит. Капризная штука, не то, что трактор.
— На доводку двигателя до ума требуется время. Год-другой и наработка на отказ увеличится в десять раз.
— Николай Николаич, может тогда на Аляску поедем. Там ваши друзья.
— Мой друг Гусев — мясник. Безжалостный, жестокий… профессионал. Володя хотел бросить это ужасное, мерзкое занятие еще там…, - Ершов запнулся, — Тебе не надо знать…
Николай замолчал. Петька был не рад, затеянному разговору.
— Нельзя воевать в белых перчатках!!! Не выходит! Никак! Я, именно я затащил здесь Володю обратно в эту бойню. А потом упрекал… Поссорились мы, разругались, — горько проговорил Ершов.
Мужчины сидели молча. Николай опять развернул газету.
— О чем пишут? — попытался уйти от неприятного разговора Петька.
— О нас. Столько дней прошло, а статьи о зверствах банды «Кровавые нигеры» не прекращаются, — горько усмехнулся Ершов.
— Мэри, сестра Лизы, попросила меня, попросить тебя…, - сделал вторую попытку Петька.
— Ну! Рожай, наконец.
— Лиза просится к Гусеву.
— Каждую неделю ты отправляешь на Аляску то группу крестьян, то казаков. Пристрой её к ним.
— Она думает, что Гусев подумает, что она в дороге… Сам понимаешь столько голодных мужчин рядом, а она, как бы… в прошлом…, - мялся Петька.
— Бывших шлюх не бывает! Лизка влюбилась? Глаз на Вовку положила. Нет. Думаю, захотела прокатиться с удобствами, первым классом. Хорошо, я закажу для неё билет. Только, боюсь, Гусев оседлал певичку Зузу. Горячая штучка. Я ему, помню, в самом начале все уши прожужал о ней.
— Клячкин раньше уехал. У Лизы есть шансы, что Гусев свободен.
— Мэри села тебе на шею. И уже свесила ноги, — засмеялся Ершов.
Петька довольно улыбнулся.
Часть вторая
Глава 1
Разгул демократии на Гавайях
Клячкин закурил дорогую кубинскую сигару, к которым он пристрастился за последний год. Он предложил сигару Гусеву, тот криво усмехнулся, но взял.
— Негритянки сворачивают их на своих потных ляжках, а вы суёте эту гадость себе в рот, — решил испортить друзьям кайф Ершов.
— Я три месяца трахал певичку Зузу, ту, с которой ты как-то провел всю ночь. И имел несколько больший контакт с негритянскими ляжками. Лишь у Гусева, по-моему, не было в постели негрЫ? — рассмеялся Клячкин, и показал Николаю язык.
— Я не расист. Один раз попробовал, — смущенно возразил Володя.
— Что-то ты покраснел? — оживился Клячкин.
— Да ну её, шлюху черную! Деньги взяла, а потом заявила, что у всех негров причиндалы толще, чем у белых. Сучка наглая.
— Не будем о грустном, — Клячкин виртуозно выдохнул три кольца дыма.
— Не получится. Я пригласил вас именно по грустному вопросу. Из Монреаля меня выдавливают, выпихивают. Не так грубо, как из Нью-Йорка, здесь приличная публика, но очень настойчиво, — сказал Ершов.
— Чужаков нигде не любят. Везде всё давно поделено. Надо либо жениться на страшиле, чтобы войти в клан, либо подбирать крошки с барского стола, — изрек очевидную истину Клячкин.
— У тебя есть готовое решение, но оно затратное. И ты позвал нас, чтобы мы тебя поддержали деньгами? — догадался Гусев.
— И деньгами, и людьми, и сами поучаствовали!
— Интересно!!! Что ты такое придумал, — Клячкин даже перестал курить, потушил сигару и приготовился слушать.