1894. Часть 4

— Семьдесят тысяч во всей Индийской армии. Потому что в Бенгале соотношение один к двум, а в Бомбее и Мадрасе — один к трем. В Мадрасской армии тридцать пять тысяч солдат, из них двенадцать тысяч европейцев. Генерал-лейтенант сэр Чарльз Кларк держит в черте города лишь двадцать тысяч.

— Флегонт Силыч, сделай мне одолжение. Не называй Кларка сэром, и сократи его звание до генерала.

— У нас трехкратный перевес!!!

— Солдаты этой армия воевали в Судане. У них опыт боев в жутких условиях с «мальчиками» Дигны. Для ЧВК — это серьезное испытание. Первый опыт войны с Бомбейской армией мы с треском проиграли.

— Мы не проиграли. Мы понесли большие потери. И то, только потому, что нас бомбили с моря! Как только бомбейский флот перестал существовать, мы уничтожили Бомбейскую армию.

— Такие потери — это поражение, хотя ты называешь её победой. Мне не нужна победа в Мадрасе любой ценой. Я говорю тебе об этом в десятый раз.

— Когда казаки отдыхали на Занзибаре после Басры каждому уряднику и вахмистру выдали часы.

— За мой собственный счет, заметь. Мадрас огромный город. Пилоты давно имеют часы, поэтому каждый из них легко определит окончание бомбежки резиденции генерала, или конкретного батальона. Я хочу, чтобы атака казаков началась сразу же, пока британцы в шоке. По плану самолеты должны сбросить двадцать тысяч вакуумных бомб. Поэтому мы взяли с собой новое пополнение летчиков и самолеты, из Гонолулу. Поэтому мы строим аэродром на Шрихарикота.

— Китайцы перестарались, зачищая южную часть острова. Могли использовать аборигенов на строительстве. Ершов что-то слишком расщедрился и пилотов своих отдал, и бомбы вакуумные, и мины для минного заградителя.

— Ершов отдает нам боеприпасы и пилотов, чтобы сэкономить доллары. Ему легче закупить в США мины и бомбы, чем вывести наличку.

— Ты хочешь сделать Баб-эль-Мандебский пролив абсолютно непроходимым без нашего лоцмана?

— Это защита для Занзибара. На острове всего два десятка самолетов.

* * *

Бомбежка Мадраса началась на рассвете и продолжалась шесть часов. Казалось, в городе не должно было остаться ни одного солдата, но бомбежка с высоты трех километров была крайне неточна. Бомбы залетали в жилые районы бедноты, а промахи по форту оборачивались разрушенными складами в порту.

* * *

Атаман шел по городу, и его поражала бедность богатых кварталов.

«Тривандрам был цветущим, богатым городом. Мадрас британцы довели до нищеты.»

Издалека раздавался стрекот «швейных машинок» и одиночные пистолетные выстрелы. В ответ не было слышно грохота британских ружей.

«Зачищают. Перестраховщики.»

Загрохотало. На спине идущего перед атаманом казака расцвело кровавое пятно. Флегонт Силыча ударило в плечо, развернуло и бросило на землю. Веером понеслись длинные не прицельные очереди казаков охраны. Еще два раза коротко жахнуло. Два казака повалились на грязную дорогу, и затихли.

«Засада. На Гусева засада. Он должен был идти, но нога отказала», — пришла в голову атаману явная глупость.

Атаман почувствовал, как колотится в груди сердце.

Огромный рыжий офицер в новом выглаженном мундире шел добивать атамана, спокойно, как на прогулке. Его, закрученные в колечки, усы придавали шествию какой-то торжественный вид, револьвер смотрелся в огромной руке игрушкой. Автоматная очередь перечеркнула грудь британца. Тот только откинул голову назад, как бы демонстрируя гордость. Ветер приподнял над дорогой пыль, и бросил её в лицо офицеру. Ударила очередь. Британец упал назад, будто его откинул сильный ветер, а не пули автомата.

Флегонт Силыч потерял сознание.

* * *

Когда Гусеву доложили о покушении на атамана, массажист пытался поставить его на ноги. Володя, кряхтя, оделся и, тяжело дыша, захромал навстречу носилкам. Фельдшер махнул рукой казакам, чтобы не останавливались, сам задержался на мгновение.

— Задет крупный сосуд. Большая потеря крови.

— Шансы?

— На всё воля господа.

— Догоняйте носилки.

Гусев присел на раскладной стул, подставленный казаком охраны, и обхватил руками голову. Мадрас захватили малой кровью. Вот только глупый случай с атаманом портил всю радость победы. Мимо вели группу белых детей и женщин, тех, кто предпочел ужасы плена, благородству смерти. Мадрас удивил Гусева своей нищетой. Добычи меньше, чем на Цейлоне. В порту громадные запасы зерна. Мало чая, мало золота.

Одна из женщин, копия Сабины, постоянно озиралась.

«Ищет кого-то», — подумал Гусев и крикнул:

— Сабина!

Женщина остановилась.

— Малой! Приведи её, — указал пальцем Гусев.

Казак потащил англичанку за руку. Та изменилась в лице, растерялась, смотрела на Гусева брезгливо.

— Кого высматривала? Детей?

— Да, сэр, — поклонилась женщина, — Мальчик и девочка. Дом обрушился, я потеряла сознание. Когда очнулась, дети пропали. Солдаты плохо говорят по-английски. Я пыталась объяснить.

— Твое имя Сабина?

— Нет, сэр, Джоан. Меня часто путали с одной «родственницей». Я привыкла, — англичанка поморщилась от явно неприятных воспоминаний.

— Ты похожа на жену моего друга, Сабину. Она, немного моложе тебя, лет на пять.

— Королева, — выплюнула англичанка, — Эта стерва старше меня на два года.